Ты доешь мою нежность утром, а то испортится,
Ненароком еще отравится кто-нибудь.
Если детство как пересо;ленная грибовница:
Мать стареет, отец шатается по любовницам —
Иногда надо лишь зажмуриться и сглотнуть
Не жуя двадцать семь осклизлых глотков, сощурившись.
До линолеума ногами не достаешь,
А уже понимаешь: Разве же я прощу их? Жизнь
Остывает, густеет, я уже не хочу есть. И с
Дошколярским упрямством дуешься, в горле еж,
Ждут друзья, и нельзя без шапки — кругом условности,
И не выйдешь, во двор — куда там, из-за стола.
Еж, он тоже за них, уверен в твоей виновности.
Мы пришли по дороге ужинов к хладнокровности,
Нас терпению научил овощной салат.
Мы ведь знаем, дела благие, когда навязаны,
Все равно лучше зла, а зло — это Красный мак,
Каракум... в общем, что-то вкусное, но наказанным,
Чрезмерно развязным, радостным, перемазанным
Счастье вредно, несчастье вредно, но хоть не так
Очевидны его последствия отдаленные.
Я держусь на весу, срываюсь с карниза губ
И лечу на такси взъерошенная, влюбленная.
Ты поймешь все потом, пока что ты разозлен, но я
Твердо знаю, что счастье — вредно, сначала суп.