Щемит сердце: Вовки нет.
Он горячих был повадок,
с ним дрались мы раз десяток.
Так велел нам этикет.
Не найдёте кодекс в книжках:
на словах передают
нашей улицы мальчишки,
что лежачего не бьют.
Бить ногой нельзя никак,
ниже пояса тем боле.
Если вдруг взвопишь от боли,
значит сдался, не Спартак.
Не прослыть чтоб слабаком
ты родителям не жалься,
гордись лиловым синяком,
но геройством не бахвалься.
Мы ногами не лягались,
кровь слизнув своей губы,
мы на честь лишь полагались,
подымая пыли клубы,
в пылу мальчишечьей борьбы.
Ты, как все, имел закалку
нашей улицы Пожарной,
довоенной, деревянной,
с плиткой битой тротуарной,
что вела народ к базару
с синагогой у реки.
Вовка, Вовка, что ж ты так,
отчего ты вдруг сломался
(жить что ль было не с руки?),
раз на этот не поднялся,
как всегда бывало встарь,
чтоб за мои слова дурные
вновь подвесить мне "фонарь"?
* * *
Вовка, Вовка, что ж ты так?
Ты зачем смешишь народ?
Неужели был слабак,
пропустив меня вперёд?
Фото из архива Валентина Зелтиня (нижний ряд, справа), Вовка Ермолаев (Израелит) на фото в нижнем ряду слева. Он на самом деле большую часть своей жизни служил в прокуратуре. Остальные герои Пожарной улицы смеются в ожидании моих откровений о себе.
Некоторые откровения о друзьях и себе здесь:
https://proza.ru/2017/02/03/241