Сок с алкоголем, нестареющему маю.
Не вкусен поцелуй, дряхлеющей русалки.
А как же я забыл, совсем, о чем мечтаю?
И только воробьи, синицы, суки-галки.
Болтаясь в вечности, до самого распада,
Забыв, что музыка от пальцев, лишь живее.
Считая: кошек, крыс, собак и черных зайцев,
Я хороню, опять, последнего еврея.
Луна-обмылок. Что, она здесь кровоточит?
Балдею в сумерках и ем кисть винограда.
А рядом мое «все» о солнышке бормочет.
Но раз бормочет, значит, так для жизни надо.
И заблудиться тут бы мне с бутылкой рома
И не найтись сюда, но добрести обратно,
И осознать, что умираю, снова дома
И лишь от этого становится приятно.
Нить голубая, слезы, но все это поздно:
Я разуваюсь, мою ноги, топлю печи.
Икона-мать хамит и смотрит очень грозно,
Но все равно простит и кинет крест на плечи.
И вот уходит сын, которую неделю,
И конец света предрешен, но вот, не назван.
Переживут все одинокую потерю…
А на могилу снег по черному нападал.