Вешки послевоенные (1945 – 1946 г.г.)
Начало: http://www.stihi.ru/2017/10/22/12033
1.
С марта победного года
люди обратно в село
стали тянуться… Народу
было немного… Свезло
тем, кто успел до расправы
спрятаться в лес, за Байзан;
тем, кто ушёл за державу
биться в отряд партизан.
Жили тогда? …Или были?
Многих, как листья, смело…
…Люди со страхом входили
в мёртвые Вешки… Село
дико смотрели пустыми
окнами чёрных домов.
Трубы печные застыли
выдохом мёртвых домов.
…Щерились где-то заборы
как редкозубые рты…
…Только вороны, как воры,
там, у последней черты,
в братской огромной могиле
(как же в огне уцелеть?!)
мёрзлые кости долбили,
что не успели истлеть…
Кто-то, навскидку, прикинул:
«Братцы!
Вот, кажется мне -
душ восемьсот…
Тех, кто сгинул
в этом смертельном огне.
Может, всё это нелепо?
Мож, я неправ ни на грамм –
пусть и останется склепом
этот разрушенный храм.
Бог разберёт, посчитает...
Всех понанижет на нить...
Надоть, пока что не тает,
наших сельчан схоронить.
Разве ж, то дело, чтоб птицы
кости клевали вот так?
Братцы! Кто может молиться?
Я в этом деле – дурак…»
Взявшись за скорбное дело,
сыпля проклятья врагам,
люди носили неделю
землю…
И вырос
курган
в остове
старого храма,
чтобы запомнил живой
каждый,
ужасную драму
страшной войны мировой…
2.
Вести носились в округе
как на сорочьих хвостах…
Люди стремились друг к другу,
жившие в разных местах.
Смертушка много скосила
люду в окрестных краях…
Только землица просила
жизнь на колхозных паях
вновь возродить, возлелеять
(и, да поможет нам Бог!),
землю вспахать и посеять
хлеб, как Победы залог.
Бедами крепко научен
русский крестьянин давно:
лучше пусть с голоду вспучит,
чем семенное зерно
съесть, и не ведая горя,
выжить в лихие года…
…Только тогда, кто бы спорил,
вновь постучится беда…
Вскрыли колхозные схроны
и, на проверку, зерно
было почти без урона.
И для посева оно
признано было пригодным…
Долго хранила земля
хлеб довоенный, народный,
вовремя спрятанный для
этого времени… Люди
слёз не могли удержать:
«Будет, товарищи, будет!
Будет, что осенью жать!»
Вырыли трактор, соляру,
бороны, плуг привезли…
…И, словно праздник, по «пару»,
битой войною земли,
ровные борозды плугом
к скорой Победе вели…
…Скоро свинцовые вьюги
сгинут с родимой земли…
…Скоро в озябшие хаты,
как и тогда, в старину,
с миром вернутся солдаты –
те, кто не сгинул в войну.
…И возродится, воскреснет
снова село у реки…
…Снова заслышатся песни,
и на покос мужики
выйдут, как раньше, в тумане
утренней зорьки… В росу,
что так приветливо манит…
…Будет ромашки в косу
снова девчонке парнишка
крепкой рукой заплетать…
…Выстроят школу, и книжки
дети в ней будут читать…
3.
Начали к лету тянуться
те, кому очень свезло
с фронта живыми вернуться…
…И встрепенулось село…
Раненой птицей забились
бабьи сердечки: «А, мож,
Боженька сделает милость,
и возвратит его, всё ж?
Может, напутали в штабе,
и «похоронка» не мне?»
…Много ли надобно бабе?
Ей, в растревоженном сне,
видится что на пороге -
он... Долгожданный… Живой!
…Что ж, подгибаются ноги?
Что ж, по-за окнами вой
с каждым пришедшим солдатом,
слышится в радостный день?
…Может, вернётся? …Куда там…
Чёрная, смертная тень
скроет в душе непогоду
вдовьим вороньим платком…
…Лягут военные годы
снегом… над бабьим виском…
Двадцать вернулось…
Всего-то…
Двадцать!!!
А двести ушли!!!
Две полноценные роты
намертво в землю вросли
в братских могилах, в окопах,
в концлагерях, в блиндажах,
в реках, на гатях, на тропах,
на боевых рубежах…
Сколько детей нерождённых
ты потеряла, страна?!
И, победив, побеждённой
стала… Кто скажет: «Война!
Что тут поделаешь? Спишет…» -
тот никогда не поймёт,
тот никогда не услышит
как на пригорке поёт
мальчик-сиротка, подпасок:
«Папка вернись поскорей!
В доме – ни дров, ни припасов.
Нас обними и согрей…»
Всё же вернулась надежда –
письма пошли от родных:
«Здравствуй! Воюю, как прежде.
Надо японцам под дых
дать хорошенько. Чтоб знали,
как воевать против нас.
К осени, прямо сказали,
всех нас уволят в запас…»
«Здравствуйте, Анна и дети:
Миша, Андрей и Фома.
Лучше вас нету на свете.
Но, не сходите с ума –
жив я! Сейчас в Закарпатье.
Бью недобитков в горах.
Столько бандеровской братии
здесь развелось – просто страх!
Скоро вернусь ли? Не знаю.
Как победим мы врага,
так и приеду… Родная,
как же ты мне дорога…»
«Здравствуй, отец! Ты мамане
это письмо не читай…
Я на два года в Германии
буду оставлен… Считай,
в сорок седьмом, коль всё ладно,
свидимся с вами… Вот так.
Я тут купил, не накладно,
новый почти что пиджак.
Он для тебя. А мамане
модное справил пальто.
Вышлю посылкой… Вы сами
тоже пишите… А то,
шибко скучаю без Вешек.
Лучше бы землю пахать…
Мне бы тарелку пельмешек
маминых… Только мечтать…»
«Здравствуйте все! Не грустите –
сын ваш, Никифор, живой.
Ранен легонько… Простите,
что вам не пишет… Рукой
плохо владеет, но скоро
всё у него заживёт.
Он у вас крепкий, не спорю…
Замуж меня всё зовёт…
Мне соглашаться? Не знаю.
Или чуток погодить?
Я – медсестра. Помогаю
«братьев лесных» победить…»
Вешки вздохнули: «Ну, что же…
Ждать – это не хоронить.
Значит, вернутся…» Но всё же,
тянет тревожная нить
прямо за сердце… До боли,
что начитаешь хрипеть:
«Господи, Святый, доколе
всё это можно терпеть..?»
4.
К осени люди считали
каждый свои трудодни.
Снова, с надеждой, мечтали –
как же богато они
жить будут сытно и вольно
в послевоенной стране.
Навоевались! Довольно!
Быть урожаю вдвойне
больше того, что имели
здесь до военных годин!
…Вместе к поставленной цели
шли всю страду, как один.
Вовремя землю вспахали,
вовремя сев провели…
…Труд этот был эпохальным –
люди сумели, смогли,
силы собрав воедино
в общем крестьянском труде,
выпрямить потные спины
только к осенней страде.
Маючись, ждали неделю
чтобы созрели хлеба…
И, наконец, загалдели:
«Завтра начнётся косьба!»
Раненько… Утречком росным,
только забрезжил рассвет,
люди схватились за косы
и, прямиком, в сельсовет.
Там, получив разнарядку,
люди спешили в поля…
…Это стремленье к порядку
любит родная земля…
…Любит, как звонкие косы
с хрипа уходят на визг,
как рассыпаются росы
жемчугом солнечных брызг…
…Любит, как бабоньки чешут
граблями чёрную плоть…
…Любит, как песнями тешит
их гармонист… «Эй, Володь!
Вдарь-ка, погромче! Частушек
что-то не пели давно…»
…Слышится смех хохотушек,
свозится хлеб на гумно,
полнится площадь снопами…
…Хлебом бы озолотить
баб, что наутро, цепами
будут его молотить…
После того, две недели
хлеб вывозили в район…
С радостью люди глядели:
«Глякося! Прям, эшелон
тянется пыльной дорогой…
Вёрст растянулся на пять!
Родине – наша подмога
хлебушек этот опять…»
Кто-то спросил, между прочим:
«Братцы! Когда же они,
знать бы хотелось мне очень,
нам отдадут трудодни?»
Кто-то ответил: «Наверно,
ну, как всегда, к ноябрю…
Ты не боись! Будешь первым!
Я на тебя посмотрю,
как ты, худышка болезный,
будешь мешочки тягать…
Хлебушек тощим полезный…
Надоть на хлеб налегать…»
5.
Зря насмехались… Мужик-то,
в воду как будто смотрел…
К норме обычной привыкли –
каждый и ждал, и хотел
десять кило за работу
хлебушка в день получить…
…Вдвое повысили квоту
хлебопоставок… Кричит
баба на сходе колхозном:
«Как мне детей прокормить?
Люди! Вы это серьёзно?!
Что ж мне, детей-то, убить?»
Толстый начальник районный
ложкой стучал о графин…
«Тихо, прошу вас! Спокойно!
Так посчитал Наркомфин!
Вдвое урезана норма
хлеба за ваш трудодень!
Пять килограмм для прокорма
хватит!!!
…И нечего тень
вам наводить на приказы
власти в Советской стране!
Кто не согласен?
Отказы
в письменном виде ко мне!
Кроме того, объявляю,
что по указу Кремля,
льготы для всех отменяют!
Денежек стоит земля!!!
Все!
Инвалиды и вдовы,
будут обязаны в срок,
либо расстаться с коровой,
либо земельный налог
выплатить! Сумму отдельно
местный учётчик сочтёт.
Да! По наделам земельным
будет налога расчёт!
Что?
Почему эти меры
приняты?
Вот вам ответ:
Американские сэры
бомбу взорвали…
Мы – нет!
Это секретом не будет…
Вы, уж поверьте-то, мне -
надо готовиться, люди,
к атомной…
К новой войне…
Доверху надо наполнить
нам закрома, чтоб иметь
хлеб и на мир, и на войны…
Чтоб и не думал посметь
американский вояка
бомбой над нами махать…
И не мешал нам, однако,
землю спокойно пахать,
и восстанавливать мирно
вместе хозяйство страны…
Значит, ведём себя смирно!
И, против власти – ни-ни!»
Продолжение: http://www.stihi.ru/2018/01/11/5367
(декабрь 2017 г. СПб)