С обшарпанной кафедры вещал старый докладчик. На кафедре стоял стакан с водой из-под крана и молочна-белая вода постепенно, снизу вверх, становилась прозрачной по мере испарения хлорки. Опустошив стакан, пожилой мужчина сразу же обнаруживал его доверху полным, не замечая, как кто-то услужливый наполняет его в ближайшей раковине. Докладчик, покашливая, вливал в свое бумажное горло влагу, но голос его был сиплый, пыльный, как шторы аудитории и иногда слюни речи пролетали среди медленно плывущих в косых солнечных лучах пылинок яркими метеорами.
В аудитории не было свободных мест. Симпатичные девушки разместились поближе к выступающему, что давно уже не вышел из сколь-нибудь репродуктивного возраста, но показать содержимое мини-юбок и длинные, острые шпильки каблуков было для них делом инстинктивной чести. Периодически меняя в позе «нога на ногу» левую на правую ногу, студентки водили кончиками шариковых ручек по краям алых губ, выгодно демонстрируя маникюр. В средних рядах сидела серая масса, вязаные свитера парней и девушек расцветали в бликах окна ореолом торчащих волосков. От малейшего движения волоски, принадлежащие котам и собакам слушающих, медленно взлетали с поверхности свитеров, чтобы блуждать по просторам зала. Даже сквозь толстые очки докладчик не мог разглядеть лица тех, кто сидел на задних рядах огромной аудитории. Они сливались для него в подобие грозовой тучи, нависшей над ангельскими созданиями первых рядов, но, как и при далекой грозе, туча эта была чрезвычайно тиха, лишь слышно было, как кто-то отвинчивает крышку стеклянной бутылки и нечаянно стучит о край стакана. Затем шуршала фольга и целлофан и надолго становилось по-прежнему бесшумно и голос докладчика звучал гласом вопиющего в пустыне, сплошь усеянной вышками радиопередатчиков и антеннами, воспринимающими малейшие сигналы. Отпив от неиспарившегося слоя хлорированной воды, докладчик продолжил:
- Кхм… В повторяющихся петлях смысл теряет смысл, становясь осадком времени, тягучим, как смола. Внезапное соитие с происходящим не лишит вас невинности, как бы вы не старались, а только лишь отсрочит упадок. Вы - бактерии, чей рост возможен лишь в герметично закрытой банке. Спаси Дионис от того, чтобы банка дала трещину - тогда вам конец. Мужества не существует. Дородный детина всегда готов к тому, что его отымеет огромная очередь в универмаге…
Тут девушка на первом ряду захихикала, вспоминая прошедшую веселую ночь с одним из таких «детин».
-… а придя домой, наш мужлан непременно родит себе кресло, пиво и телевизор, дабы сохранить свою герметичность. Не преувеличивая, можно сказать, что каждый из нас довольствуется лишь бликами, отраженными от стекла их герметичного аквариума и даже от них порой у нас начинается рвота, а человек у телевизора лишь поддался иллюзии изнасилования и по-сути родил себе пиво и телевизор от самого себя. Во всей аудитории не найдем мы того, кому было бы полностью комфортно в своей одежде - у одного вспотели ноги в зимних ботинках, у второго колючий свитер, у третьей что-то там чешется, но в вашей герметичности всегда царит полный комфорт и стеклянные стенки никогда не давят на плечи. На сегодня лекция окончена. Приходите завтра в это же время. Я рассажу вам ее опять.
Раздались вздохи, похожие на «Спасибо» и «До свидания», зашуршал сверток фольги, умещаемый в сумочке, захрустели коленные суставы от долго сидения на месте, заклацали авторучки, пряча пишущие головки под колпачки. Аудитория постепенно освободилась и солнце, лишившись необходимости освещать класс, закатилось за стену дома. Докладчик включил свет, допил прозрачную воду из стакана, вытер губы лацканом пиджака и, похлопав по карманам брюк, осмотрел парты - никто ничего не забыл? - и выключил свет. Медленно, шаркающей походкой прошел по коридору в гардероб, пахнущий старыми бобровыми воротниками, укутался в шарф, оделся и вышел, зашагал по вечерней слякоти, сгусткам прошедшего дня. Лифт нехотя заработал с пятого нажатия кнопки. Докладчик поднялся к себе в квартиру, приятно узнав ладонью кожаную обивку входной двери, закрылся на все замки и перестал для нас быть.
И пошел снег.