На цыпочках, прокравшись между стен,
и оборотней солнца не включая,
он, кожей всей не ощущая
её, и даже её тень,
упавшую от месяца на стулья,
стремился юркнуть в тёплую постель,
не принеся улики на хвосте;
боясь, как Вини Пух, не потревожить улья.
Но вспыхнул свет, лягнув в глаза копытом,
недавним томным звоном рюмок
и духом приторным чужого ей парфюма,
которым он по «жабры» был пропитан…
Предчувствия пунцовости «заката»
переносились стаей в его профиль;
нелепо висла на Голгофе
надежда, как на лапах ёлки вата.
Враньём, как ксивой прикрываясь,
марал он холст в манере Пикассо,
с присущей ему выходкой и, выпуклый мазок
оставить кистями стараясь.
Но…, он ей нужен в «неглиже»
был, без миллиграмма штукатурки;
а так, чтобы стрелять «окурки»,
так их полно на этаже,
в углу у мусорного бака
цвета хаки. И расцеловывать «бэу» –
не для её набрякших губ
огня пылающего мака. (2008г.)