у кипарисовой души
благих чуть больше устремлений,
чем, например, у дульсинеи,
когда, набросив крепдешин,
она выходит из ворот
непринужденного эдэма
поведать чудо асфоделей
тому, кто в смерти переврет
и настроение, и путь,
и землю, чтоб ей пусто было
лежать, свои раскинув крылья,
безликой, как сорокопут,
опутав волею корней
неизлечимость расстояний,
стихи мои непостоянны,
как дульсинея на коне,
как кипарисовая тень
при мотыльковом изголовье,
дрожит испуганное слово
от невозможности взлететь.