THE LIFE OF SAINT HUGH
OF LINCOLN.
TRANSLATED FROM THE FRENCH CARTHUSIAN LIFE
AND EDITED WITH LARGE ADDITIONS
HERBERT THURSTON, S.J.
LONDON : BURNS AND GATES, LIMITED.
NEW YORK, CINCINNATI, CHICAGO '. BENZIGER BROTHERS.
1898.
CHAPTER III (143-147)
Жизнь Святого Хью из Линкольна, часть 3 стр. 143-147.
Глава 3. Лебедь Св. Хью
Мы не поставим пятна сомнения на подлинность фактов о жизни святых, если скажем, что эти жизни полны поэзии. Между поэзией и историей нет принципиальных противоречий, и мы можем найти много красивых стихов, написаных благодатью Божьей через действия своих служителей, задолго до того, как она, зачастую несовершенно, была переведена в слова рукой человеческой. Среди таких стихов нет ничего более прекрасного и изящного, чем те, которые рассказывают нам об отношениях низших созданий с некоторыми избранными душами, каковым, как кажется, однажды была предоставлена часть привилегий наших прародителей до падения человека.
Те, кто при чтении о таких вещах не чувствуют ничего, кроме равнодушия или презрения, достойны жалости, и мы можем напомнить им сказанное Св. Цадоком, валлийским монахом и бардом шестого века : "Никто не является истинным сыном мудрости, если он также не сын поэзии." Воистину мы должны лишить историю половины её очарования, если отбросим без рассмотрения все факты, которые несут на себе печать прекрасного, и мы должны будем просто признать, что неспособны оценить это Божественную поэзию, законы которой лежат вне обычных законов природы.
"Мы не должны удивляться," - писал Почтенный Беде, когда объяснял власть Св. Катберта над птицами и зверями, -"если он, кто верно и преданно подчиняется Творцу Вселенной, понимает природу существ, а они, в свою очередь, подчиняются ему." (Жизнь Св. Катберта, гл. 13).
Это замечательное сочувствие невинным существам Бог сделал отличительной чертой многих из Его святых, особенно святого Франциска Ассизского, который, в то время, о котором мы сейчас пишем, пребывал в раннем детстве (он родился в 1182 г.) Но не только святой Франциск имел такой опыт. Птицы, которые сыграли столь чудесную роль в истории его жизни, проявляли такое же трогательное доверие задолго до того, как он явился на землю, по отношению к другим смиренным подвижникам. ( Жизнь св. Гутлака, Монахи Запада, т. 5, стр. 124).
Мы помним ворона, который приносил половину хлеба каждый день для пропитания Св. Павла Отшельника, и который, когда Св. Антоний посетил его, не преминул принести им целый. Еще один ворон, наоборот, всегда прилетал к Св. Бенедикту в Субиако, чтобы попросить поделиться с ним едой.
К этим фактам, которые можно также отнести к Св. Иерониму и Св. Григорию Великому, мы можем добавить и третий, который говорит о Св. Гутлаке, английском отшельнике, почившим в начале восьмого века. Ласточки кружились вокруг него стаей, щебеча, они садились на его плечи и колени, на голову и грудь. Своими руками Святой помог им построить гнёзда под карнизом его кельи, и, из года в год, сии малые любящие гости появлялись, чтобы занять свою летнюю обитель. "О, мой отец", - сказал удивленной посетитель, «Что ты сделал, чтобы эти робкие дочери одиночества доверялись тебе так полно?" – «Разве вы не знаете", - ответил отшельник, "что тот, кто соединён с Богом в чистоте своего сердца, находит всех этих безгрешных тварей в единении с собой подобающим образом ? Птицы небесные, как ангелы Божьи, могут быть смело уподоблены тем, кто бежал в пустыню от общества своих собратьев."( Жизнь святого Гутлака, монахов Запада, т. 1, стр. в. п. 124.)
Из текстов Сульпициуса Северуса.
Святой Мартин Турский (Мартин Милостивый). Этот святой епископ четвертого века, посещая свою епархию, и проходя по берегу Луары, окруженный толпой учеников, обратил их внимание на птиц, называмых нырками, которые плавали неподалеку по водам реки, ловя и глотая рыбу. "Посмотрите,"- сказал Святой, - "перед вами точное изображение дьявола: вот так он лежит в ожидании неосторожных душ; вот так он пожирает свои жертвы, пребывая вечно неудолетворенным». И сразу после этого он приказал этим водным птицам, чтобы они покинули реку, в которой плавали, и жили отныне в пустыне. Мы можем представить себе удивление толпы, когда при звуке его голоса птицы послушно покинули воду, и улетели на соседние возвышенности и леса.
Святой епископ Линкольн, имевший великую преданность Св. Мартину, был также удостоен подобной власти, хотя это было проявлено иначе.
Мы уже видели в Гран-Шартрез, как его мягкость привлекала и укрощала птиц и белок. В Витхаме у него был подобный опыт, когда три года гусь Барнакла (Branta leucopsis, белощёкая казарка) бесстрашно посещал келью доброго приора и ел из его рук. Эта птица никогда не покидала его, кроме периода, когда она высиживала яйца, и затем она вновь появлялась, следуя за своим выводком. Но память об этой верной птице почти иссякла по причине еще более прекрасного поведения знаменитого лебедя Св. Хью, о котором мы сейчас поведём речь.
Лебедь впервые появился в день интронизации Святого, или через день, в месте под названием Стоу, в одном из епископских поместий, расположенном примерно в восьми милях от городского собора. Он был очень большой и великолепной птицей, «значительно больше, чем другие лебеди, подобно тому, как лебедь крупнее гуся», - и первым поступком лебедя было изгнать как можно больше своих собратьев, которые плавали по глади озера, когда он принял его во владение.
Вскоре после этого Св. Хью осуществил свое первое посещение Стоу, который был одним из его епископских резиденций, и народу пришло в голову преподнести эту благородную птицу в подарок своему епископу. Вместо того, чтобы яростно сопротивляться, как ожидал каждый, лебедь разрешил себя поймать и привести в комнату к епископу.
Св. Хью предложил ему хлеб, который птица ела с руки; и с того дня, как самое кроткое и нежное из существ, он являлся неразлучным спутником святого епископа, получая его ласки с очевидным удовольствием и не обращая внимания на многочисленных посетителей, которые приходили и уходили. Более того, иногда было видно, как лебедь прятал свою голову и длинную шею в широких рукавах одежд Св. Хью, как будто погружал их в известковую воду, издавая все время крики радости. Когда наш святой оставил Стоу, лебедь вернулся в своё озеро, но за три или четыре дня до возвращения епископа, по какой-то чудесной интуиции, птица знала, что собирается произойти, и проявляла это, следуя своей манере, битием крыльями по воде и круговыми полетами с радостными криками.
Затем, оставив озеро, как будто бы поспешая навстречу своему хозяину, он исследовал сверху донизу внутренний двор, или даже заходил далеко, до самых ворот. Эта птичья дружба не распространялась ни на кого другого, и птица стремилась даже защитить Св. Хью от его посетителей, или от служащих ему капелланов, угрожая им клювом и крыльями.
Один из самых уважаемых писателей того времени, Геральд Камбренсис, был свидетелем этих событий. Он провел несколько лет в Линкольне во время, когда Святой был там епископом, и упоминает лебедя в своей работе под названием «Жизнь Святого Ремигииса», которая была написана при жизни Св. Хью. Как компетентный наблюдатель, он внимательно исследовал лебедя, и его мнение вполне соответствует описанию, которое натуралисты дают дикому лебедю-кликуну, примечательной особенностью которого является то, что клюв у него жёлтого оттенка, и у основания клюва нет бугорков.
Капеллан Св. Хью, который включил это свидетельство в своё повествование, добавляет следующие детали, полученные из собственного опыта: "все мы можем засвидетельствовать", говорит он, "что в присутствии лебедя невозможно было представить, чтобы кто-либо мог подойти к епископу без того, чтобы не подвергнуться нападению. Пока его хозяин спал, он держал стражу возле кровати, и часто вызывал в нас большое смущение. Ибо если у нас была возможность пройти где-нибудь рядом, лебедь угрожающе поднимал голову и выступал вперёд, чтобы преградить путь. Если мы пробовали напугать его или использовать силу, он издавал ужасные вопли, так что мы были вынуждены удаляться, опасаясь пробуждения епископа. Ни уговоры, ни лесть, если позволено будет так сказать, не могли побудить его оставить враждебность, с которой птица рассматривала весь мир, защищая предполагаемые интересы своего хозяина.
Однажды, когда епископ проезжал неподалеку, не навещая к тому времени Стоу почти два года, лебедь пришёл, чтобы встретиться с ним с такой выраженной демонстрацей радости, что никто не мог бы ошибиться, с каким нетерпением он ждал его возвращения.
Все слуги дома и соседи могут свидетельствовать, что он известил о приближении епископа своим поведением и криком, в то время, когда никто другой не ожидал его. Любопытно было наблюдать за волнением птицы, пока Св. Хью и его сопровождающие постепенно приближались. Как только лебедь услышал голос хозяина, он воскликнул криком радости и бросился к нему с распахнутыми крыльями; последовал за епископом во внутренний двор, взошел наверх вслед за ним и вошел в его опочивальню, где оставался постоянно, если только не изгонялся силой. Владыка кормил его своими руками, нарезая хлеб на удобные кусочки размером в палец по длине и толщине. Эта практика продолжалась более или менее непрерывно в течение пятнадцати лет.
Однако, в один памятный день, епископ наконец прибыл в Стоу, но лебедь не пришел, чтобы встретить его. Птица оставалась меланхоличной и грустной на середине озера, и в течение трёх дней все усилия, чтобы поймать его и привести его в присутствие своего любимого хозяина были напрасными. В конце третьего дня лебедь позволил себя поймать, но, к удивлению всех, он не проявил никаких признаков радости при виде епископа. Птица стояла с опущенной головой, отвращая взгляд и являя картину скорби. Спустя полгода епископ умер, никогда более не посещая Стоу. Тогда мы поняли, что бедная птица хотела показать свое горе, провожая своего хозяина в его последний путь. Тем не менее, сам лебедь прожил на несколько лет дольше."
Современники святого епископа, не колеблясь, признали в этих событиях перст Божий, проявивший таким образом святость своего слуги. Переживания тех времен нашли выражение в словах поэта тринадцатого века, описавшего короткую жизнь:
Чисто белый при жизни, приветствующий песней смерть,
Ты подобен тому, дорогая птица, кого ты так долго любил;
Святому, кто при жизни был чист, как твоя белоснежная грудь,
В смерти такой же бесстрашный, упокоенный колыбельной песней. (1)
Теперь мы можем понять, почему художники и скульпторы, которые любят различать святых по каким-то особенным эмблемам, разместили лебедя рядом со Св. Хью. Ни одна другая надпись или атрибут не могли бы так хорошо выразить святость и чистоту святого, проявленные в его трудах на земле, а также мирную его кончину, как этот изящный и реалистический символ, взятый в данном случае не из простой легенды, но из подлинной истории.
Хотя наука не разделяет представленную здесь идею о песне умирающего лебедя, мы всё же продолжаем говорить о последних достижениях героя или шедеврах гения, как о лебединой песне, chant du cigne.
-------------------
(1)
Pure white when living, greeting death with song
Fit type, dear bird, of one thou lovedst long ;
The Saint, in life as pure as thy white breast
In death as fearless, lulled with a song to rest