Самая неинтересная сказка
Не было ему житья от неё: то лилии потопчет, то стебли кувшинки поломает, то червяка украдёт из его червячной фермы, и ко всему этому была у неё отвратительная манера петь после еды. У "певицы" вовсе не было слуха, и квакала она самым неприятным голосом, какого не было во всей округе, и какого Водяной не слыхивал отродясь.
Что только не делал Водяной. Он объявил настоящую войну лягушке: пугал её, неожиданно пуская бульбы под водой, издавал страшные звуки и даже мутил воду в надежде, что она уберётся из его болота. А ей всё нипочём. Ничего не помогало. Лягушка еще громче пела, еще громче смеялась, шумно шлёпала по болоту и изо всех сил старалась навредить Водяному. За сотни лет одиночества он уже так привык к тишине, у него голова болела от любого постороннего шума, а она, знай себе, сидит и противным, скрипучим голосом орёт: «Кур-рлы-ква, ква-ква-аква!» - пела она серенаду любимому болоту о цветущих прудах, чистой, прохладной воде, о зелёных живописных берегах и звонких птицах.
Как-то не выдержал Водяной такой пытки, поймал хулиганку и проглотил её. А поскольку у него не было зубов, то пришлось проглотить бедняжку целиком.
Попав в живот, лягушка сильно испугалась: уж больно темно и страшно было. Она не знала, что делать.
Как отсюда выйти? А если я здесь с голоду умру? А может здесь какие-нибудь чудовища, которые меня съедят?! — всё больше и страшнее мысли лезли к ней в голову. Но время шло, а ничего не происходило. Вскоре пленнице надоело бояться, она привыкла к темноте и ей даже стало уютно, мягко, влажно и тепло, совсем как в детстве в любимой луже, в которой она родилась. Вот только еды здесь нет.
Вдруг наверху, откуда раньше свалилась лягушка, что-то зашумело, забулькало, зачавкало и ей прямо на голову, "бух!" - что-то упало. Лягушка от страха квакнула, лапками закрыв глаза, которым и так было темно, решив, что вот он и пришёл - мой последний «квак», что по-лягушачьи значило: последний момент её прекрасной, развесёлой жизни. Но вокруг снова воцарилась тишина. Никто не кусал, не царапал и не делал ей больно. Несчастная набралась храбрости и потрогала это «что-то», и это «что-то» ей что-то напомнило, тогда она попробовала это «что-то» на язык.
- Ну, да! - обрадовалась любительница вкусненького — это «что-то» не что иное, как её любимая сосиска из дождевого червя и сочная ряска.
Она наелась от души и стала думать: «Ну что ж, раз уж мне идти некуда да и делать нечего, что мне остаётся: сидеть и бояться? Но я ничего не вижу, чего я могла бы бояться, а, значит, и боятся мне нечего.» - так мудро рассуждала лягушка.
- Можно ещё плакать, но плакать не так весело, как петь и танцевать, а раз уж это мои последние дни, то пусть они будут весёлыми и счастливыми, и уж лучше с песней, чем со слезами! - решила оптимистка и запела. Чем больше лягушка пела, тем больше поднималось у неё настроение, а Водяной, услышав песню, доносившуюся из его живота, взвыл, как от зубной боли. Раньше можно было уйти от этих песен подальше в болото, заткнуть уши мхом или размокшим в болоте жёлудем, а что теперь? Теперь от этого пения никуда не уйти и не убежать, и от досады он ударил себя по животу.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В ГЛАВЕ 3 В ПАПКЕ "ЛЯГУШКА И ВОДЯНОЙ"