(Предыдущий фрагмент: «XIV. Не в женский монастырь же лезть прилюдно»!
http://www.stihi.ru/2017/11/27/4417)
... – Не всех куда подальше пОшло шлём
мы в час тревоги, ибо не стажёры.
Наш пир, чем непонятно, подслащён.
Скорей на выход, пьяницы, обжоры!
Опять переполох по просьбе жён,
а наши жёны – пУшки заряжёны, –
язвил друг Шарля с глоткою лужёной...
...Дух Бахуса был попросту взбешён,
когда о нём забыли без отрыжки.
Вояки всполошились на весь дом.
Дух Марса шёл, пусть был и невесом,
сразиться с Ла-Рошелью не в картишки.
Настроившись терять и кровь, и соль,
вояки не играли в «кошки-мышки».
Но вместо боя – пыл унять изволь –
в пути себе набив в карете шишки,
в войска нежданно прибыли король
и… кардинал. Весь день без передышки
они тянули к лагерю излишки
французских гарнизонов. Ла-Рошель
да устрашится! Сам король уже
пришёл, чтоб на победу шансы взвесить,
а с ним – в полках подмоги – тысяч десять.
Он к морю мчал (быстрее колеса)
от всех интриг дворцовых – вот лиса!..
…Пути назад в Париж порой военной
король охранной роте отрезАл.
Любил сезон он летний, а в осенний –
мечтал прийти к победе безраздельной…
…Так вновь друзей военная стезя
свела в земле почти что чужеземной.
Король, в войне решив пойти с туза,
по силе, не сказать, чтобы мизерной,
привёл под Ла-Рошель свои резервы.
Осада затянулась? Стыд и срам!..
Вновь в д'Артаньяна всмотримся. Уж нам
не знать ли: он – из лучших самый первый!
Хват, бойкий удалец, но не мужлан,
за сутки подлечивший свои нервы,
Шарль юностью блистал вновь, как розан.
Из строя на него во все глаза
таращились друзья – цвет мушкетёров.
С дотошностью заправских репортёров,
пожалуй, ни к чему давать обзор
того, как проводился общий сбор
на поле для совместного парада.
Людской поток с горы б увидеть надо,
когда глядится он, как пёстрый змей.
Не краше всех смотрелась кавалькада
дворцовых мушкетёров, но грозней.
Шарль счастлив: он опять с друзьями вместе!
И значит, снова быть им не разлей
вода, во имя славы, дружбы, чести,
врагов совместно глядя против шерсти.
Добавим, избегая происшествий,
убийственных для наших визави,
что леди Кларик сдерживал вдали,
по счастью, Бог, а ей подобных бестий,
судьба не шлёт: ни злобствуют в тени,
ни впрок на белый свет не рождены.
Герой, друзьям представив двух гвардейцев,
озвучил позитивный свой прогноз:
– Теперь побьём мы точно ларошельцев.
Но прежде всё ж – желудочный вопрос.
В дороге докучает голод люто,
сам знаю, но… друзья, вам повезло
и ни одно ещё, надеюсь, блюдо,
для пира не остыло, а число
бутылок ваших радует, тем паче.
Короче, пир у нас – не хвост собачий!
– О! Так у вас тут пир! И жрачки – воз? –
сглотнул слюну ликующий Портос.
– Со вкусом всё изысканно-нежнейшим, –
заверил Шарль, хоть сам ещё не грыз.
– Надеюсь, за столом не будет женщин? –
спросил, потупив глазки Арамис.
Шарль улыбнулся: – Разве только мышь
да пара тополих, но вы к деревьям
и вовсе равнодушны, Арамис.
Мы спьяну б из-за женщин подрались,
едва ли совладав с распределеньем.
– Что за вино? Шампанское, небось? –
спросил Атос с заметным вожделеньем.
– Я на два дня сдавал вино в обоз,
а нынче всё к застолью преподнёс.
Да вы ж мне и прислали! – с оживленьем
добавил Шарль. – Анжуйское, Атос!
В тенёчке дожидается – осанна! –
вся дюжина бутылок! Есть охрана!
С мушкетами, с ножами – арсенал!
– Я лично ничего не присылал.
А вы, Портос? Вы, Арамис? Нет? Странно, –
нахмурился Атос. – Ничейный дар?
Зачем он нам, пусть даже он – нектар!
– Да ладно! Лишь бы было впрямь хорошим, –
сказал Портос. – Я пить готов, как лошадь!
– Лакать опасно, друг мой, всё подряд.
От липовых посылок и наград
я б поберёгся – век недаром прожит!
Не всё, что на халяву, то и клад!
Да точно ли вино, а не аджика?
– Да бросьте вы! Обычное вино
и в этом я с Портосом заодно, –
не дрогнула в гасконце даже жилка. –
От вашего же имени посылка!
Её прислал трактирщик ваш Годо.
Зачту его письмо с любого места.
Расписано тут им всё от и до:
нетрезвый ваш разгул, вплоть до ареста.
Пора пролить на это дело свет!
Забыли вы всё спьяну или нет?
А вот само письмо про вашу свару…
– Давайте мне! Его я почерк знаю, –
Атос изъял письмо. – Какой-то бред!
И почерк не Годо! Мало помалу
я суть происходящего пойму.
Тут всё сродни какому-то кошмару!
Арест наш – чушь собачья! Ну и ну!
Как мог ты Шарль поверить – наш же воин! –
что мы арестовать себя позволим
в трактире! До чего, мол, напились,
что людям коменданта – мудозвонам –
позволим в адрес свой любой каприз!
Да я бы их зубами перегрыз!
Письмо нашкрябал не Годо, а некто!
Когда б ни наш приезд, тебе – кранты!
Атос был в состоянии аффекта.
При этом, доходя до простоты,
с гасконцем перейти он мог на «ты»,
не отдавая в том себе отчёта.
Гасконец побледнел, припомнив что-то,
и опрометью бросился к столам
в отчаянье со страхом пополам:
– Скорей, друзья, иначе будет поздно!..
Спешащие, хватаясь за бока,
обмениваясь взорами нервозно,
увидели кошмар издалека.
Лежащий содрогался в тяжких муках,
стонал и охал с пеной изо рта.
Ещё за четверть лье при этих звуках
Шарль понял: не успели ни черта!
Но может не напрасна суета?!
Звук душераздирающего стона
удвоил д'Артаньяну темп разгона.
Смерть некий демон вызвал на живца.
Несчастный извивался без конца.
Узнать непросто было в нём Брезмона
по цвету искажённого лица.
Сплочённые бессмысленным обрядом
сочувствия при схожести манер,
свидетели тряслись: Смерть – жуткий зверь!
Каких-нибудь спасательных ли мер,
иль чуда ждали все, кто был с ним рядом?
Планше над телом трясся, бел, как мел.
Брезмон ни в чём подмоги не имел.
Увидев Шарля, с прытью деловитой
прошедшего сквозь слуг (хоть сам был бел),
в агонии Брезмон зло прохрипел:
– А! Это вы! Коварный отравитель!
Чуть дали снисходительно пожить,
а втайне мне готовили расправу!
Не вас о милосердии просить!
В прощении вы видели забаву!
– Нет-нет! Как мог подумать ты, Брезмон?!
Я вёл себя гуманно и цивильно!
Губить тебя какой мог быть резон?!
Тебя и в мыслях даже не травил я!
Какой ты заподозрить мог подвох
в решении моём быть милосердным?!
Клянусь, тебе я искренне помог…
– Вы лжёте! Ваша клятва – просто брёх!
Сам дьявол вас не сделает бессмертным!
Пусть смертью в муках вас карает Бог!
– Ход рассуждений всех твоих убог!
– Зря подлому доверился я нраву!
Вы сами дали выпить мне отраву,
застав коварством дьявольским врасплох!
– Клянусь Святым Писаньем, вы не правы,
Брезмон! Не знал и сам я, видит Бог,
про яд в вине! Я сам бы, как итог,
мог корчиться сейчас со всеми, право!
Я рассуждаю искренне и здраво!
Со зла я не обижу даже мух!
– Не верю! Всё – подлейшая подстава! –
бедняга испустил последний дух,
проклятье не успев озвучить вслух.
– Такое мы ему не предрекали.
О, ужас! – Шарль закрыл лицо руками,
но в руки взять себя хватило сил. –
Наш случай не нуждается в рекламе.
Гвардейцы молча слушали, на грани
психоза, что их силы подкосил.
– Друзья! – сказал юнец гвардейцам, крайне
подавлен фактом. – Я б вас попросил
нигде не разглашать итог кошмара.
Такая Смерть – впрямь дьявольская шмара!
Дразнить её не будем трепотнёй.
Тут почерк не одной лишь подлой ручки…
Влиянье сил могучей некой кучки…
Тебя ж, Планше, спрошу я об одной
лишь вещи. Ты не пил ли в час отлучки
моей сам этой дьявольской гремучки?!
Уж слишком ты испуган, я смотрю!
Ужель вдвойне я буду безутешен?!
– Хозяин, верно! В мыслях был я грешен
и втайне пить от вас мне – по нутру.
Но Бог сберёг! Ужасную хандру
испытываю я, но лишь от страха,
что также сдохнуть мог бы, как Брезмон.
Так дико погибать мне не резон.
Бог удержал от дьявольского шага,
а то б не вдруг с единого был маха
я собственною алчностью казнён
и грыз бы напоследок чернозём.
– Ворюга! Избежать сумел отравы,
лишь чтоб тебя прикончил лично я!
– Загнать меня в загробные края?!
О, злые времена! О, злые нравы!
Я б выпил… господин мой, вы не правы…
лишь малость за здоровье короля!
Мне жизнь оставьте, сударь, чтоб, браня,
морально жизнь травить день ото дня.
Беря мушкет, чтоб взять Планше на мушку,
Шарль, кланяясь гвардейцам, намекал:
– Сейчас я снять с Планше намерен стружку.
Он сам себя на смерть уж обрекал.
Призвав к нему безносую старушку,
его предсмертный выслушав вокал,
мы панихиду справим… без пирушки.
Я опрокинул в траву свой бокал…
Портос бутылки бьёт на черепушки…
– Действительно, теперь не до пирушки, –
смекнули сослуживцы. – Не до нас.
И оба прочь ушли: в другой, мол, раз,
а нас устроят нынче с пивом плюшки…
Теперь уединившийся квартет
мог обсудить всё тихо и негласно.
Друзья переглянулись тет-а-тет:
без слов понятно было всё и ясно.
Приватно обсудили ряд проблем
вполголоса, и шёпотом порою,
Шарль с другом по секретнейшей из тем,
свою усугубляя паранойю.
– Как видите, Атос, идёт война
со мною не на жизнь, а на смерть. Жутко!
Лишит меня иль жизни, иль рассудка, –
Шарль загрустил. – Она во всём вольна!
– Так всё же эта тварь и есть ОНА?!
– Да, это ваша бывшая жена.
Тут не уместно слово самозванка.
– А может быть, всего лишь англичанка,
успевшая когда-то совершить
то преступленье, что у нас тут в рамках
Закона позволяет заклеймить
руками палача её навечно?
Палач для всех есть мастер дел заплечных...
(продолжение в http://www.stihi.ru/2017/12/01/3854)