Mit der Sonne stehe Ich heute auf

Владимир Бочаров 56
   

 Советская система образования, в отличие от многих западных систем (доподлинно не знаю, но последние нововведения в образование на западный манер, подтверждают мои догадки), воспитывала гармоничную, всесторонне развитую личность будущего строителя коммунизма, подготавливая ее к любым трудностям переходного периода.
Высшее образование так же предлагало широчайший спектр дисциплин на любой вкус, где, на ряду с профильными предметами, были сопутствующие (близкие к основным), отдаленные от основных и совсем далекие.
 Те, кто связывал свою дальнейшую жизнь с работой в хим.производстве (к их числу я относил и себя ) «выбирали» профильные предметы и близкие к ним.
 Те, кто видел себя, в дальнейшем, в науке, «налегали» на все предметы без исключения, в надежде обретения красного диплома.
 Я же, следуя студенческой поговорке: «Лучше иметь синий диплом и красную рожу, чем наоборот», решил, что некоторые науки не заслуживают пристального внимания (правда были и те, кому все науки были «до лампочки»)...
Самыми бесполезными науками (по моему мнению) были: этика, эстетика, философия (и все это с приставкой — марксистско-ленинская), обществоведение, история КПСС, научный коммунизм (по нему, кстати, был гос.экзамен) и это, при всем при том, что в ВЛКСМ я был не последним человеком — заместитель председателя курсового бюро по орг.вопросам!
 В число не очень почитаемых попали экономика и планирование (правда, будучи одно время Ген. директором одной небольшой хим.компании, я пожалел, что не уделил должного внимания вышеозначенным наукам).
Однако не смотря на то, с каким пиететом я относился к указанным наукам, результат (оценка в зачетке) должен быть положительным (не меньше 4-х баллов, иначе стипендии — кирдык), по этому приходилось прибегать к любым ухищрениям (кушать-то хочется!).

 В зону ограниченного восприятия также попал и иностранный язык и, как показали изменения в истории нашего государства, совершенно напрасно! В особенности это относится к английскому языку, но и нам «немцам» (в частности мне) знание иностранного языка очень бы пригодилось. В августе-сентябре 1981 года мне (с группой товарищей) пришлось три недели поработать с представителями швейцарской фирмы «Лайтрон» на выставке «Связь-81» в Москве (в Сокольниках). Один из инженеров фирмы был из немецкого кантона, вот тогда я и пожалел, что (как писалось мною в анкете) владею немецким языком со словарем(?). Переводчица, прикрепленная к нашей группе, ни фига не соображала в технических терминах, по этому, мы ей подсказывали, как нужно переводить и общались с иностранцами, по большей части, «на пальцах».

 Но вернемся, собственно, к процессу познавания немецкого языка. Казалось бы, у меня были предпосылки к изучению данного предмета: во первых, мой отец после окончания Великой Отечественной войны 1941-1945г., до 1949 года служил в комендантских войсках в Германии и, довольно прилично, освоил немецкий разговорный язык; во вторых с 5 класса мы начали изучать язык в школе и преподаватель иностранного языка, Ксения Ивановна, к тому же была нашей «классной мамой». Да и времена были... я как-то раньше не задумывался о том, что я родился всего через 11 лет после войны, но последствия ее еще ощущались: наши преподаватели-мужчины были, почти все фронтовики, мы в начальных классах ходили в форме, напоминавшей военную, образца 1943 года: брюки и гимнастерка («юбка»), ремень и фуражка, на которых, в обрамлении дубовых листьев, красовалась буква «Ш». Бывало попадешь в кабинет директора за какую нибудь провинность и сразу команда: «Фуражку, ремень снять!» и … стоишь перед директором словно обнаженный...
Свободное от занятий и домашних обязанностей  время посвящалось играм, в том числе в «войнушку», и, опять же я вспоминаю, что мы родились в десятке лет после войны, когда опасные «игрушки» уже были собраны и обезврежены (родившиеся в годы войны и сразу после нее часто находили то, что обрывало их жизнь в самом начале). Мы же «воевали» деревянным «оружием»: если к, предварительно обструганной деревяшке «пришпандорить» гвоздиком консервную банку из-под «кильки в томатном соусе», то получалось нечто похожее на ППШ (пистолет-пулемет Шпагина), так же, нехитрым способом, изготавливались пистолеты и «шмайсеры»...
Те кто изображал немцев, должны были изъяснятся на немецком языке, познания в котором были не велики и ограничивались командами «хенде хох», «шнель-шнель», «шиссен» и несколькими фразами на ломанном русском, типа «Мамка, яйко-млеко давай!» и т. д.
Для большего антуража, правдами-неправдами, мы раздобыли несколько касок.
Одну из них (немецкую) мы, ночной порой, сперли у одной старушки, лишив бабушку полезной вещи. Дело в том что эта каска имела пулевое отверстие с правой стороны с двумя лучами трещин, отходивших вверх и вниз, и с ее помощью проводились подготовительные операции по использованию мелкой фракции угля («семечка») для отопления: порция угля засыпалась в каску, взбрызгивалась водой, которая, вытекая через отверстие, удаляла из угля пыль.

 В общем нельзя сказать, что мои познания в немецком языке ограничивались теми командами из детских игр, но и совершенными их назвать трудно. Ксения Ивановна, узнав о моих намерениях продолжить образование в ВУЗе, покривив душой, поставила мне оценку «хорошо», благословив на дальнейшие успехи на ниве познания...

Кафедра иностранных языков Харьковского политехнического института имела три направления: английский, немецкий и французский языки. В связи с чем и группы были разделены на три направления. Наибольшая «лафа» досталась «французам» - из-за их малочисленности подгруппу собрали из всех 7-ми групп, и, поскольку график по основным предмета было трудно совместить с занятиями по ин.язу , занятия у них часто переносились или отменялись вовсе. Одну из подгрупп английского языка вела молодая амбициозная дамочка, при упоминании имени которой, студентов бросало в дрожь. Нашим «англичанам» (группа Н-23А) «повезло» - к ней они как раз и попали. Нам же - «немцам» - досталась уравновешенная, даже слегка флегматичная (так мне вспоминается), тетенька,которая не особенно журила нас за промахи (по крайней мере меня, главного «хвостиста»). И если «англичане» за каждый «неуд» получали по три «хвоста» (чтение, перевод и пересказ), то у нас все шло одним пакетом. В нашей подгруппе училась Наташа Бездельная (я стараюсь не упоминать фамилии героев моих баек, но здесь ни как не обойтись без этого),она серьезно относилась к изучению языка, впрочем, как и ко всем остальным  предметам. В списке подгруппы ее фамилия была первой (по алфавиту), второй — моя, поэтому, проводя перекличку, преподаватель частенько сокрушалась: «Наташа, как же Вам не подходит ваша фамилия... Вот Бочарову  она бы подошла, без сомнения»... Но поскольку в нашей подгруппе я был единственным представителем мужеского пола, мне как-то (правдами-неправдами)  мое лентяйство сходило с рук, и зачеты я получал регулярно. Но... сколько веревочке не виться...
 Кажется на 3 курсе подошло время сдачи экзамена и, если раньше нужно было просто получить «зачет», то теперь необходимо было не просто сдать экзамен, но и с оценкой не ниже «хорошо», а это уже - проблема. Пробивал легкий мандраж (ну, нельзя же одномоментно поднять уровень знания до восприятия на «хорошо»!), но помощь пришла откуда не ждал. Однажды наша «немка» попросила меня задержаться и в лоб задала вопрос: «Говорят Вы играете на гитаре и поете?». Я был конечно огорошен ее вопросом, но ответил утвердительно, подумав: «А чего Вам от меня надо-то?» Второй вопрос, скорее не вопрос, а предложение: «Вы хотите иметь на экзамене четверку?» предполагал, с моей стороны, утвердительный ответ, каковой и последовал. А дальше было объявление о предстоящем интер.вечере, на котором нужно спеть песню на немецком языке. Перевод песни Марка Фрадкина на слова Роберта Рожденственского    из кинофильма "Минута молчания" «За того парня» сделал студент группы Н-43, из Германской Демократической Республики.

 Сделка была заключена и, получив текст, я отправился в общежитие, разучивать его и репетировать. Прознав о таком контракте, староста параллельной групп Н-23, "подписался" на дуэт, т. к. уровень его знаний соответствовал моему. Т.к. преподаватель у нас была одна и та же, то быстренько порешав формальные вопросы (получив ее разрешение), он подключился к творческому процессу.
В результате нашего «упорного» совместного труда, нам удалось «освоить» первый куплет и припев на немецком, а второй, хоть времени было и предостаточно, почему-то не усвоился, но на интер.вечере наш номер, в предложенном варианте, был принят «на ура» - все подумали, что так и было задумано, а что подумала наша преподавательница, то нам не ведомо.
 На экзамене мне было предложено тянуть билет и на вопросительные знаки в моих глазах, экзаменатор предложила, для порядка, хотя бы сыграть в игру под названием «экзамен». Я попытался честно имитировать подготовку к ответу, а когда подсел отвечать, она меня добила следующим вопросом: «А Вы не хотите иметь «пять»? Будет еще один интер.вечер...» На что я ответил вежливым отказом... и удалился...

Лет 40 уж прошло с той поры, но строчку из той песни я помню до сих пор: « Mit der Sonne stehe Ich heute auf...»*

 Кстати петь на немецком языке мне по жизни больше не приходилось, а вот выступать на одной площадке с дуэтом девчонок из ГДР, в агит.проплыве по Оби приходилось, но это совсем другая история, о которой я может быть рассажу в другой байке.
- - - - - - - - - - - - - -
* вольный перевод строки из песни «За того парня» - «Я сегодня до зари встану...»


17.07.14г.