Всё началось с Машки. Она привела к нам Боцмана. Машка достойная была собака, хоть и любвеобильная. Когда у неё забирали детей, топить, как правило, она отворачивала морду, виновата, мол. Но весь её вид говорил: «Ненавижу!». Машка была авторитет, и если уж она привела Боцмана к нам, значит были на то причины. Никто и не спорил. Привела, велела ждать внизу, а сама пошла умирать.А Боцман остался. Старая она уже была. Кто-то даже поговаривал о том, что он был её сыном, как-то спрятанным до поры. Так вот, Боцман остался на хозяйстве.
Пёс он был необыкновенный. И размерами тела и размерами души. Голова его напоминала тумбочку. Гладить было очень удобно и приятно, но не всем удавалось. Можно было лишиться рук. Меня он принял легко и сразу. Правда, я больше по кошкам, но Боцмана это мало волновало. Радовался очень. Примерно так: я шла от проходной, к двери нашего помещения, где наша контора располагалась на втором этаже. А Кузминична со своим хозяйством – на первом. Боцман жил под лестницей. Так вот, я шла от проходной, дверь нашего помещения резко распахивалась и Боцман нёсся ко мне, это были два-три огромных прыжка навстречу. И это было страшно. Земля дрожала. Собака Баскервиллей была недотёпой-щенком по сравнению с этой махиной.
Когда это случилось первый раз, я не успела ничего понять и , естественно, не выдержала силы обрушившихся на меня лап от вставшей на дыбы глыбы, и упала навзничь. Я лежала в грязи, плотно закрыв глаза, чтобы эта скотина не вылизал мне контактные линзы. Когда косметики на моём лице не осталось, Боцман уселся рядом. Зла я была невероятно. Но когда в тот день уходя домой, спустилась по лестнице, внизу лежала его подстилка, он приволок её мне под ноги, хотя очень ею дорожил и никому не позволял к ней прикасаться, я простила его навсегда. Так он радовался каждое утро, только я теперь уже от проходной начинала истошно орать: « Боцман! Не-е-ет! Си-иде-е-еть!!!!», и он с размаху , с вскинутыми лапами, плюхался на попу, лапы повисали на уровне груди. «Зайка!» - вырвалось у меня однажды. Боцман наклонил голову. Я была обречена. С тех пор, если я не добавляла к просьбе Зайку, эффекта не было.
За Зайку Боцман был готов на всё. Как-то к нам приехали иностранцы. Услышав это, они спросили в недоумении: «Зайка?!» Долго пытались объяснить, как я не права, показывали руками длинные ушки и хвостик. Всё это время Боцман прятался за моей спиной и внимательно наблюдал за странными манипуляциями. Нежнейшее был существо… Я понимала, что ещё немного, и мы с ним развяжем третью мировую. Просто улыбалась и просила: «…Не надо, Зайка, щас они уйдут…»
Прихожу однажды утром, его нет. «Где?» - спрашиваю. Кузьминична показывает на окно. За жалюзи угадывалось движение, между пластинок высунулся хвост и помахал мне. «Что случилось?» «Охранник пнул…Сильно...» «Зачем???» «Просто так»… От общей ненависти… Мы долго говорили с ним потом об этом вечером, под лестницей, лёжа на мешковине. Я даже пела ему "Нiчь яка...", так мне было стыдно.
Он очень любил Свердловскую слойку. Я как-то пообещала ему булочку, Кузминична добавила: «Свердловскую слойку». Она была всехняя хозяйка и всё про них знала. Слоек наутро не было, я купила другую. Принесла, Боцман аккуратно взял в пасть булку и куда-то уволок. А через час Кузьминична позвала меня и показала – под лестницей, в мешковину была тщательно запрятана моя булка, чтоб я, стало быть, не обиделась. «Я ж тебе сказала, Свердловскую…», «...Скажите, какая цаца!»,- помню добавила я, но на следующий день была Свердловская, и потом…
А ещё он любил разваливаться у подножия лестницы, за секунду до того, как мне спуститься, и я должна была его уговаривать дать мне пройти. Он лениво поднимал голову, смотрел на меня «Кто это тут?» и с глухим стуком ронял голову обратно на пол. Это могло продолжаться до бесконечности. Переступить его не было никакой возможности. Должна сказать, что туалет располагался на первом этаже... Такая была игра.
Боцмана порвали чужие собаки. На выходные. Целая свора. Они ненавидели его, почти как охранники. Когда я пришла на работу в понедельник, дело было совсем плохо. Боцман никого к себе не подпускал, как выяснилось, кроме меня. Я затыкала ноздри ватой, чтобы не чувствовать запах гниющего мяса, обрабатывала раны и колола его, а он лизал мне руки. Мы пытались целую неделю, но не спасли. Когда Боцман умирал, я держала его за лапу, пока он хрипел. Папа мой в это время уже болел. мне было очень важно выходить этого пса. Папа умер через неделю.
Потом выяснилось, что у Боцмана остались дети. Я хотела взять щенка. Но пришли другие страшные выходные и охранники отравили щенков Боцмана. Остался самый слабый, Мишка, который не вылез кушать отраву, спал, а потом испугался, пока его братья и сёстры ползали и кричали от боли. Но и он не выжил, говорю же, слабый был... Так от Боцмана ничего не осталось,только присказка-Зайка, только память, целых десять лет. И этот рассказ теперь…
... Всё так и было. Ну может, не так уж он был велик... Но места в моей душе занимал много...