По траве иду дорожкой.
Впереди петляет речка.
Мне кукукает кукушка.
Прокукукала сто раз.
Комара убил за ушком.
Кровь сосала мне зараза.
За таких не ставлю свечек -
убиваю просто сразу.
На пути змея колечком
смотрит так, не добрым взглядом.
Обошел ее , конечно, -
вот уж, яда мне не надо.
А потом попал в трясину.
Лишь трясины не хватало...
Помогла родная псина.
Ухватил за хвост и спину,
а потом за ствол осины.
Думал я про грудь кузины,
чудных, спелых апельсинах.
Но куда мне, образине, -
я на пару лет моложе,
что меня, конечно, гложет...
Мы недавно с ней купались.
Погружались в ил и слизь
то ль ручья, а то ль болота.
Протирал все тело ей,
проявлял заботу.
Много я потом ночей
вспоминал и спать не мог -
раз десятый или сотый,
как коснулся стройных ног
я дорических колонн
и девических колен
пенорожденной богини.
Был бы я индийский слон,
посадил её на хобот
и возил вдоль океана
по посадкам нежных лилий.
Если был бы просто робот
или рьяной обезьяной,
то сварил бы самогона
из кокоса и банана.
И лупил в там-там,
я танцуя с нею пьяной.
Жаль, всегда Морфей меня съедал -
в этом месте - ам,
погружая все виденья в сон.
Для него я пражский круассан
с туркой кофе на песке
посерёдочке углей
из волокон тростника
для евангельских писаний.
А я был Христосом на кресте
всех своих желаний.
На меня, на чудака,
глазки пялила луна,
пробивая облака.
Но я спал и этого не видел.
Поглощали бездна, глубина,
дно кувшина Алладина.
В них тонули камешки души
из кровавого рубина.
Веер крыльев на плече.
Жёлтоглазый филин при свече.
А в углу избы
собачонкой спала тишина.
И головки всех немыслимых цветов
поднимали психоделики грибы.
Саламандрой по стене
лезла на полати мне
тень блудливого монаха,
хоть и знает - шлю его я на @@й,
как бы он не ахал.
26.11.2017