23. Судьба всё разыграла, как по нотам. Гасконец

Сергей Разенков
 (Предыдущий фрагмент: «XXII. Насколько обречён был д'Артаньян?»
     http://www.stihi.ru/2017/11/22/9338)

...«У гугенотов злоба к нам с утробы!
По мне у этих ни на йоту скорби
не станет больше. Я не зря удрал.
Попробовали б мы пустить тут корни –
враг вырежет! Нет, пара ног мудра!..

...В сравнении с людьми б устали кони,
когда бы быстро мчали так с утра, –
Шарль ёрничал. – А так уж    далеко    ли
до Смерти мне, врагу благодаря?!

Эх, утро с виду было не лихое –
казалось, преисполнено добра...
...Излишне наглы пули в общем хоре.
И каждая взять хочет на таран!

Так много я не ждал, на наше гОре,
стрелков столь метких в этакую рань,  –
почувствовал герой, что дело – дрянь
(естественное чувство для героя). –

оскал Судьбы в мой адрес слишком част.
Мой Рок стал для меня как деспот значим?
Я противостоять ему горазд.
Приманка я для Смерти! С чьей подачи?

Не жду кончины глупой и быдлячьей, –
герой отжал для Жизни новый пласт. –
Что в     Смерти     мне – бессмысленно-ходячей?!
Не получить ей надо мною власть!

Ах, тысяча чертей! Зигзаг удачи,
попутчиков отбрасывая в пасть
маячащей погибели и… дальше,
удержит ли меня?! Как не пропАсть»?! 

И для дворян, и для бойцов из черни
Шарль – командир с душою широченной.
По части авантюр он – режиссёр
и в части альтруизма тоже скор.

Итак, на территории ничейной
оставленный Судьбой на попеченье
начальника  подранок, не в укор
гасконцу, не нуждался уж в леченье.

Едва вздохнул гасконец с облегченьем,
как грянули два выстрела в упор.
Один – пустяк. Два сразу – перебор!
Не вдруг Смерть расширяет коридор...

...Жизнь охраняя, Страх живёт подкожно.
Кому непозволительно роскошно
позволено, чертям ломая план,
от Смерти     ускользнуть,     тот после ран

сообразит, что без башки жить тошно.
Едва Шарль произнёс: «Держись, братан», –
как раненому пуля безнадёжно
вмиг размозжила череп. Д'Артаньян

пока что уцелел: вторая пуля
в двух дюймах просвистела от виска.
Мразь из     своих     какая-то пальнула!
Убийцу гневно взором поискав,

сбежавших двух солдат своих     узнал     он –
от выстрелов дымились их стволы,
и запах плыл пороховой волны.
Случившееся, выглядя кошмаром,
 
адептами предательской войны
представило наёмников миледи.
Шарль, с хитростью на «ты», а не на «вы»,
был мастером не только интермедий.

Он, мёртвым притворяясь , пал на труп
гвардейца – кровь нужна для маскировки.
Способны жизнь спасти порой уловки.
Убийца оказался, к счастью, туп.

Сей раб привычки пробовать на зуб
плоды преступных собственных деяний,
приблизившись к гасконцу, свесил чуб
над жертвою, чья смерть казалась явной.
А Шарлю б     отлежаться     на халяву!
Хотя б     минуту     он передохнул!
Могла ли для гасконца быть забавной
игра со Смертью? Смерть? Её разгул?
А бой ждал продолженья – схватки пАрной,
неважно, лёжа или на бегу.
Легко, когда сплошные гром и гул,
луг с полем уровнять: луг – тоже бранный.

Убийца поневоле отпугнул
воронью стаю, что слеталась к пиру:
шакал шёл к мёртвой антилопе гну…
…Шарль прятал под собой в руке рапиру.
Врагу шутник нежданно подмигнул
и резво подскочил,     клинком     сверкая.
С земли вспорхнула     падальщиков     стая.
Не менее испуганный солдат
подальше отскочить бы тоже рад,

поскольку труп не труп был, а мошенник!
Но к бегству путь открыт лишь к Ла-Рошели.
Бежать к своим  –    сомнительный     исход:
гасконец не убьёт, так донесёт.
Потом не открутиться от лишений.
Когда бы удалось пустить в  расход

юнца, то это было бы      невесть      чьих
рук дело – ларошельцы, мол, со стен.
Убить не удалось и вместе с тем
вступил потенциальный перебежчик

с «ожившей» жертвой в рукопашный бой,
мушкетом отмахнулся и тропой
измены устремился к бастиону:
«Чёрт! Сын мой чуть не встал вдруг сиротой»!..
Видать, благодаря тестостерону,
обилием которого был горд,
по скорости поставил он рекорд.
Но к особи сугубо посторонней
один     у ларошельцев был подход –
залп со стены. Куда уж вероломней!
Никто ж не знал, что это доброхот!

Короче, возле стен не мажут мёдом:
ни с чернью не считаясь, ни с бомондом,
бьют сыновей без дум о матерях.
Судьба всё разыграла, как по нотам.
Кто рвётся к бастиону, тот и враг!
Случайно, иль нарочно, гугеноты
безумца уложили пулей в пах,
и он вопил о смерти как о благе.
Второй враг Шарля силы все напряг,
орудуя мушкетом против шпаги.

И     трёх     столь неуклюжих раскоряк,
пытающихся вздуть юнца атакой,
герой бы раскидал одной лишь шпагой!
А тут всего один с пустым стволом.
Укол в бедро  – и     кончено     с беднягой.
Кровь хлынула струёй – и поделом!
Поплыл подлец со всем своим дерьмом.

Клинок приставив к горлу негодяя,
Шарль, сам того отнюдь не ожидая,
наёмника в момент разговорил.
Врагу оставив жизнь, как сувенир,

немыслимый по щедрости подарок,
гасконец убедился в том, что смерть
его впрямь оплатила леди Кларик.
Что толку возмущаться и шуметь!
Предусмотреть всё – сил нет и на треть!

По ярости  желаний  неуёмных
с миледи кто  сравнится  ли?! Увы!..
– Нет-нет! Не убивайте! – выл наёмник
и сделались круглы, как у совы,

глаза его от ужаса. – Я знаю,
   о женщине, которую у вас
   похитили. Её не первый  раз
   уже ведь похищали. Я влезаю,

   конечно, не в свои опять дела,
   но, с вами ваши бедствия деля,
   могу быть я вам истинно полезен,
    конечно же, не будучи зарезан.

Гасконец дал в сердцах ему леща:
– Не сам ли ты, подлец, и похищал?!
  Колись, кто     покупал     тебя за пряник?!
  Скорей! Тебя     терпеть     я не могу!

– Нет-нет, но мне рассказывал напарник –
  мой старший, что вопит там на лугу,
  катаясь по траве. Он, как слугу,
  использовал     меня. Я вам не лгу!

– Пусть ёрзает! Плевать мне на сей фитнес!
  Давно ль ты стал бандитом, как твой друг?
– Меня он подбивал помочь     убить     вас.
– Значительна ль цена таких услуг?

– Без долгих с нами споров-разговоров
  нам дали на двоих сто луидоров!
  Но я-то –  в     меньшей      доле как слуга.
– Цена за жизнь мою столь дорога?!
  Ого! Так это ж денег до фига,
  богатство     для таких, как ты долдонов –
  отребья для разбойничьих притонов!

  Ты сетуешь, неравным был делёж?
– Нет, я же говорю: Жак был главнее.
– Похоже, что слова твои – не ложь
  и просьба пощадить – не ахинея.
  Узнал     из-за чего крутёж-вертёж.
  Любой    из вас позарится! Ну, что ж,
  простил тебя, счастливчика,      вполне      я.
  Но впредь ты в прегрешеньях будь скромнее!

    На Божьем всё     равно     тебе суде
  ответ держать, пусть даже не сегодня.
  Итак, тебе известно о судьбе
  похищенной бедняжки. Мне угодно

  узнать, откуда это знаешь ты!
  Быть может, удовольствуюсь ответом,
  насколько ты причастен к нашим бедам?
  Считай, меж нами нет теперь вражды.

– В бумажнике приятеля об этом
   имеется письмо. Про всё, как есть.
– Ах,     вот     как! Ну, тогда, по всем приметам,
  тебе и выпадает эта честь –

   добыть мне весть. Письмо жду с нетерпеньем!
   А чтоб к тебе я сделался добрей,
   за ним беги к сообщнику скорей!
   А     ты     что ожидал?! Жизнь не без терний!
   За милостью моей путь самый верный.

– Но это ж всё равно, что слать на смерть!
– Есть у тебя все шансы поиметь
   её ведь так и так: от этой шпаги
   или от пуль. Но ты при быстром шаге
   сумеешь даже с раненым бедром
    добыть прощенье вот за тем углом, –
Шарль подтолкнул бандита к повороту
траншеи, но подранок, храбрый сроду,
от раны безнадёжно ослабел
и точно никогда бы не успел

сгонять до цели и вернуться целым.
Шанс так добыть письмо был крайне мал.
С лицом уже почти землисто-серым
бандит полз на коленях, умолял

юнца о снисхождении, пощаде.
Шарль дал ему понять, что он не жаден:
– Ну, ладно. Жизнь дарю тебе за так.
   Следи. Пусть я сейчас и безлошаден,
    но бегать сам могу резвей собак…

Запас неисчерпаемой удачи
как будто указал юнцу маршрут,
где пули, все пасуя, не иначе,
в одном единодушны: этот плут
нам в роли лишь     дразнилки     предназначен.

Пока средь встречных пуль царил раздрай,
гасконец поравнялся с дезертиром.
Сознанье потерявший негодяй
в любой момент предстать мог снова тиром:

юнец, прикрывшись телом, как щитом
побрёл от бастиона восвояси.
Вдруг три глухих удара пуль и стон
уже предсмертный. Что ж, исход был ясен:

сыскалась хоть какая-то мишень,
которою поток пуль  был осажен.
Попасть же в Шарля пулям было лень.
Тот, кто хотел убить юнца, тот    сам     же

его собой и спас: мужик- кремень!
Такие под рукой не   каждый   день.
В банальных амплуа иль с эпатажем,
гасконец был везунчиком со стажем.

Чужая кровь привычна, как компот,
а собственной – разбрасываться глупо.
В спокойной обстановке без хлопот
искомое письмо изъяв у трупа,
Шарль прочитал и к выводу пришёл:
сама миледи откровенно грубо,
с нападками     нелестными     сугубо,
писала в адрес пьяниц и обжор,
в их деле отрицая форс-мажор...

      (продолжение в http://www.stihi.ru/2017/11/27/4417)