Он тянул за длинный трос,
и кричал «УроборОс»!
Только не «Уроборос» он кричал,
но «УробоОс».
«Уробоос»!, громко так, «Уро-бо-оос»!
Сиречь, на удмуртском — «телеги».
На Сиве там летом причал,
а зимой переезд-перевоз.
И полыньи, укрытые в сильно обманчивом снеге.
(Снова не так? Надо не «в снеге» — «в снегу»?
Наверное, надо. Но за прапрадеда отвечать — разве сейчас могу)?
Он как умел, так и кричал.
Лошадь тянул на причал.
Вытягивал всякий товар.
А снег — он ведь очень ковар…
Ладно, хоть самого себя спас.
Долго болел.
Конь оптимальный – тот вообще околел.
Но это, как говорят: «Раз на раз».
Такая вот драма конца позапрошлого века.
Такая, считай, что трагедия на одного.
Длительный шрам на судьбе неплохого вполне человека,
но в плане утечки времён — так совсем ничего.
Так, совсем ничего. Так: совсем ничего не осталось.
Хотя б премалейшая малость, чтоб память чуть-чуть зацепилась.
Дети остались? Но дети — иная шалость.
Опять обманул: речка Сива не переменилась.
Чуть похудела, но так бывает нередко:
к старости злые всё время худеют, я знаю.
Зато на закате нет-нет да блеснёт монетка.
А, нет. Не монетка, карасик. Но он — как монетка.
Или всё же монетка? Нет, точно карасик.
Или
речная душа прапрадеда Курбаная.