Как-то вечером Клатов возвращался домой из ларька, где покупал молочные сосиски и майонез.
Фонари в этой части двора были раскоканы местной гопотой еще в начале осени, так что идти приходилось чуть ли не на ощупь.
Адская темнота наводила ужас и, одновременно, вселяла какое-то райское умиротворение.
Через некоторое время, когда его глаза начали понемногу различать предметы во мраке, напротив помойки Клатов заметил подозрительного субъекта.
Внимательнее присмотревшись, Клатов понял, что перед ним рептилоид с планеты Альтаир-4.
Никаких сомнений на этот счет быть не могло – запрокинув голову, последний все свое внимание направил на черное небо.
Глядя туда, на биллионы звезды (где обретались его невменяемые приспешники), рептилоид что-то мычал на своем ломаном языке.
Дабы не привлекать к себе внимание и по мере возможности контролировать действия рептилоида, Клатов сделал вид, будто потерял ключи от подвала, а теперь ищет их.
Изучая мерзлую землю, он медленно, но верно дрейфовал в сторону пришельца из другого мира.
Через несколько мгновений рептилоид оказался от него в трех шагах.
Затаив дыхание, Клатов напряг слух и услышал нечто странное.
– Шокл.
Что это значит, может быть он требует подкрепления? вычисляет азимут?
– Талроп.
Что он задумал, мать его, передает координаты? вызывает огонь на себя?
– Талфор.
Да что происходит, где Полярная звезда? что там на хрен с координатами?
– Шранк.
Нам всем хана, как в тумане, еле соображал Клатов. Он определяет надир? Почему не видно луны?
Вдруг, рептилоид повернул свои мертвые глаза на Клатова, а затем бесшумно преодолел разделявшее их расстояние. Как будто, подплыл. Ноги Клатова стали предательски ватными.
Внезапно, со всей отчетливостью он вспомнил свой старый, повторяющийся кошмар: в нем похищали его семью – жену и ребенка. Он тотчас пускался в погоню, кого-то настигал и вступал в схватку.
Финал всегда был один и тот же: в президентском навороченном люксе незнакомого отеля, напротив открытой двери в ванную комнату, рядом с двуспальной кроватью он оседал, сраженный ударом ножа. На белой рубашке алело пятно. Перед глазами все плыло. Он проваливался в бездну с мыслью, что больше никогда никого из своих родных не увидит.
Такая жестокая трагедия.
Рептилоид открыл рот.
Клатов замер.
Обдав Клатова жутким перегаром от употребленного без меры диэтилфталата, рептилоид прошептал:
– Сегодня ходил в КВД. Японский бог. О чем я только думал.
Клатов напряженно молчал. Сердце гулким эхом стучало в его малиновых ушах.
Рептилоид повесил голову и двинул в сторону мерцавшего (мёртвыми) красными огоньками винного магазина. Звезды (на какое-то время) перестали его интересовать.
Облегченно вздохнув, Клатов продолжил свой трудный путь домой. От пережитого стресса он проголодался еще больше, и теперь мечтал поскорее оказаться в своей нелепой, маленькой кухне. Это было едва ли не единственное место, где он чувствовал себя более или менее свободно.
Приготовление ужина не потребовало много хлопот.
Поставив сосиски вариться, он подошел к окну и открыл форточку. Луна вернулась на свой пост, вновь явив засыпающему городу свой удивленный лик. С души словно соскользнул камень.
Клатов сел на табурет, развернул газету, пробежал глазами несмешные анекдоты и принялся изучать объявления. Зашумела закипающая на плите вода. С улицы донеслась нецензурная брань.
Заглянув в кастрюлю через десять минут, Клатов с удовольствием отметил, что никогда еще сосиски не выглядели так аппетитно: дымящимися, розовыми бревнами они громоздились друг на друге посреди лопнувших пленок, источая поистине божественный аромат.
Впрочем (тут же поправил себя Клатов), раньше сосиски, хоть и не выглядели столь эффектно, но пахли гораздо лучше да и на вкус тоже давали сто очков вперед нынешним. Что ж, это и не мудрено: туда ведь клали мясо.
Все это было как будто в другой жизни. Так давно.
Воздух, напоенный грустью и тишиной, вдруг мелко задрожал – сосед, по своему обыкновению, громко включил музыку. Через какое-то время к нему ввалились друзья и загалдели, как контуженные.
Потянуло коноплей. Раздался грязный городской хохот. Потом еще. Стена, разделявшая их квартиры, завибрировала от гитарных риффов и басов.
Ничего страшного, думал Клатов, открывая консервным ножом увесистую банку бежевого майонеза. Это всего лишь музыка.
О, да, согласилась с ним луна.
Всего лишь музыка, с внутренней улыбкой повторил Клатов, вооружаясь потемневшей серебряной вилкой.