<<Тебе остается только очистить историю. Состричь волосы или убрать их в хвост. Накинуть плащ, взять в руки посох, утопию,
Налить в стакан и идти под мост.
Гулять подолгу вечером, слушать плановый джаз, заскочить в гости к приятелю, заболтаться до ночи,
А потом, будто ударят по голове,
Один раз,
Оторванным после взрыва поручнем,
И ты, вот, снова идешь по знакомой улице,
Слушаешь пение птиц поутру,
Во дворах слышен шелест метлы дворника, ты повторяешь, как мантру: "Нет, я не умру".
Заходишь в ближайший разум, смотришь в глаза и видишь там пустоту.
Видишь? Видишь ли,
Как сжигают тебя на лету?
Как твои крылья пронизывают сотни пуль
От тяжелой письменной машинки - оглушительный грохот.
С шумом подтягиваешь к себе ближайший стул,
Падаешь на него и слышишь чей-то ропот.
"Это он, он! Я видел его с утра, он просто стоял, как будто бы ни в чем не бывало! Будто все ему сойдет с рук, будто на нем щиты и забрало,
Как будто он уверен в своих делах и ведает, что творит,
Вот погоди, самозванец, возьмем штыки и будет тебе, бандит,
Узнаешь, что наш шепот может перерасти в гром, признаешь, что бывал подлецом,
Негодяем, лжецом!.."
Я закрываю глаза.. Что же.
Мне поделом.
Больше в этом баре делать нечего. Снимаю плащ, беру самого себя за плечи и толкаю к выходу, прямо на сцену.
Хотел бы я знать нашу цену.
Перемены грядут в этом городе, Элла. Они мне не сулят ничего хорошего. Мой брат говорит: признавать поражение - это стелла,
Во имя всего забродшего. Что так нельзя, говорит он, нужно поднимать оружие. Снова идти в атаку и снимать с себя бинты.
Или на худой конец, принять на себя все самое лучшее, и никогда не признавать, что слабак - это ты.
Но я так не могу, Элла, я в истерическом танце со смертью. Будто голова кругом, ты пьян, а кто-то рядом хохочет. Я бы и рад гордиться, что я стал вот этим. Только некому хвастаться будет этой ночью.
Кто-то хватает меня за волосы и за горло, наступает мне на легкие и говорит молчать.
Что толку сопротивляться-то им, ей-богу?
Они-то знают, как меня будут стращать.
Вот я раньше писал тебе в письмах, Элла, что я рисую картины о своем падении.
А теперь от моих картин - только кусочки мела, рассыпанные мысли и я..
- Твой Генри Ли.
P.S. И, да, Элла, нам надо заново придумать истории.
1) время, когда будут происходить действия;
2) Место, где будет дурацкое море и.. ;
3) главные герои, это будем мы и Бедствие.
В какой-нибудь идиотской фантасмагории.>>
****
<<Темно-бурой краской растекались птицы в бирюзе,
Но ты только представь:
Этот аккорд будет ярче, чем все!
Насыпь стелится и подводит нас под уклон,
Здесь стою я. Здесь стоит мой дом.
Вдалеке, за стеной, слышно, как мои дети делят земли,
Вдалеке, за морями, видно тусклый огонь,
Но я стою и не трогаюсь с места,
Генри,
Веришь? Я стою и меня сжигает твой зной.
Я играю вечерами на фортепиано,
Много провожу времени в саду,
И в бреду,
И только когда я коснусь твоих писем руками,
Только тогда,
Я вспоминаю реальность,
Осознаю.
Тебя часто толкали, только и со мной неучтивы, выходы на сцену, на каторгу, на работу - они для меня и тебя равносильны,
Они и мне, и тебе не в угоду.
Ты хорошо знаешь, что из себя представляет система,
Все эти недопитые, пустые, бесстрочные и злые, согретые, и, Генри, веришь - даже живые!..
Все, как один, говорят о том, что есть благо, и где намерения, что в них отвага, в них настоящее рвение, что в словах не слог и не чувства, только скрежет,
Я надеюсь, ты смог, сквозь безумство и между,
Проскочить,
Даже если упал - встать,
Даже если не ждал - успеть,
Твоя Элла тебя готова принять.
Надежда живет и в долг, и впредь.
P.S. К слову, вспомнилось, Генри, я все же отвечу.
1) время выберут звезды и люди;
2) Место и море для нас невечны;
3) герои выждут конца прелюдии,
Мы посмеемся над ними.
Беспечно.>>