ВЕРТИНСКИЙ АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ
Журавли
Здесь под небом чужим
Я, как гость нежеланный.
Слышу крик журавлей,
Улетающих вдаль.
Сердцу станет больней
И как птиц караваны
И в чужие края
Провожаю их я.
Вот всё ближе они
И как - будто рыдают,
Словно скорбную весть
Они мне принесли.
Из какого же вы
Из далёкого края
Прилетели сюда
На ночлег журавли?
Пролетают они
Мимо скорбных распятий,
Мимо древних церквей
И больших городов,
А вернутся они
Им раскроют объятья.
Это края родного
Радостный сон.
Холод, ветер и дождь,
Непогода и слякоть.
Вид угрюмых людей,
Вид холодной земли.
Ах, как больно душе,
Сердцу хочется плакать.
Перестаньте ж рыдать
Надо мной журавли.
А я знаю страну,
Там, где солнце сияет,
Зеленеют поля,
Колосятся хлеба.
Там улыбки друзей,
Там меня понимают.
То - любимый мой край,
То - Россия моя!
АЛЕКСАНДР ВЕРТИНСКИЙ И АЛЛА ЛАРИОНОВА
Главный фильм Ларионовой - экранизация чеховского рассказа «Анна на шее» (1954), где актриса сыграла красивую, но бедную, Анюту, осознавшую, что ее красота стала предметом торга, и единственный выход - продать подороже. В роли князя в этом фильме снялся сам Александр Вертинский - обладатель аристократических манер и «княжеской» осанки. Вертинский и Ларионова прекрасно смотрелись вместе. Высшим проявлением сексуального влечения в кино той поры стала знаменитая чеховская фраза, произнесенная Вертинским с неподражаемым парижским прононсом: «Как я завидую этим цветам...» (имелся в виду букетик, приколотый к пеньюару Анюты).
Вертинский был для нее живой легендой, сошедшим с небес божеством. Никогда прежде она не видела таких мужчин: он поразил воображение юной звезды врожденным аристократизмом, безукоризненными манерами, шармом и каким-то иным, несоветским, складом ума. Вертинский очень любил молодежь, и когда в его номере собиралась шумная компания, рассказывал многочисленные истории из своей жизни.
По словам А. Вертинского, их роман закончился, не начавшись.
ВЕРА ХОЛОДНАЯ
Мало кто знает, что «открыл» первую звезду немого русского кино Веру Холодную – он, Александр Вертинский. Он первый заметил в скромной жене прапорщика демонически красивую женщину. И влюбился в нее пылко и безответно.
Памятником этого увлечения стали его едва ли не самые популярные и сейчас романсы: «Ваши пальцы пахнут ладаном…», «Маленький креольчик», «За кулисами». Посвящая ей песенку "Маленький креольчик", он впервые придумал и написал на нотах: "Королеве экрана". Ещё многие песенки были посвящены ей, в том числе и "Ваши пальцы пахнут ладаном", но прочитав текст песни, Холодная потребовала снять посвящение. А через пару лет королева экрана умерла в Одессе от "испанки". Спустя несколько лет Вертинский узнал о смерти Веры Холодной и вернул посвящение.
ВАШИ ПАЛЬЦЫ ПАХНУТ ЛАДАНОМ
Ваши пальцы пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо нам,
Никого теперь не жаль.
И когда весенней Вестницей
Вы пойдете в синий край,
Сам Господь по белой лестнице
Поведет Вас в светлый рай.
Тихо шепчет дьякон седенький,
За поклоном бьет поклон
И метет бородкой реденькой
Вековую пыль с икон.
Ваши пальцы пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо нам,
Никого теперь не жаль.
РАИСА ПОТОЦКАЯ
В ноябре 1920 года на пароходе «Великий князь Александр Михайлович», вместе с белыми офицерами, Александр Вертинский переправился в Константинополь, где начал снова давать концерты — в основном, в клубах «Стелла» и «Чёрная роза».
Некоторое время спустя, купив греческий паспорт, который обеспечил ему свободу передвижения, Вертинский уехал в Румынию, где выступал в дешёвых ночных клубах и много гастролировал по Бессарабии перед русскоязычным населением. Позже певец говорил, что именно эмиграция превратила его из капризного артиста в трудягу, который зарабатывает на кусок хлеба и кров.
Вскоре (по доносу некой кишинёвской актрисы, любовницы генерала Поповича, в бенефисе которой артист отказался выступить), Вертинский был обвинён в шпионаже в пользу СССР и выслан в Бухарест. Согласно другому источнику, недовольство у местных властей вызвала огромная популярность у русского населения песни Вертинского «В степи молдаванской», которая, как предполагалось, «разжигала антирумынские настроения».
В 1923 году с импресарио Кирьяковым Вертинский переехал в Польшу, где ему был оказан прекрасный приём, за которым последовали многочисленные гастроли. В Сопоте Вертинский встретился с Ирен (Раисой Потоцкой, дочерью русских эмигрантов), своей первой женой; брак их вскоре распался. В начале семейной жизни Вертинский посвятил своей жене один из своих романсов - «Пани Ирена». После распада семьи в конце 1923 года Вертинский продолжил скитания один.
Тогда же Вертинский обратился в советское консульство в Варшаве с просьбой о возвращении в Россию. Под прошением поставил положительную резолюцию советский посол в Польше П. Л. Войков, по совету которого Вертинский и предпринял эту попытку. Но в просьбе Вертинскому было отказано.
ЛИДИЯ ЦИРГВАВА
Ей было 17, когда она, служащая пароходства в Шанхае, с друзьями отправилась в кабаре послушать Вертинского, пластинки которого обожала. Александру Николаевичу был 51 год, и он должен был показаться девушке стариком, но она влюбилась в него с первого взгляда. В ее компании были знакомые Вертинского, и в перерыве выступления он подошел к их столику. Познакомились. «Садитесь, Александр Николаевич». Как он потом любил вспоминать: «Сел – и навсегда».
Вертинский обрадовался, узнав, что она грузинка, и называл себя с тех пор «кавказским пленником». Лиду Циргвава в семье звали Лилей, но грузины не выговаривают звук «я», поэтому для грузинских друзей дома она была Лила. Александр Николаевич улыбнулся: «Я вас тоже буду звать Лилой, но и вы меня тогда зовите Сандро».
Их роман развивался бурно, и вскоре Вертинский стал уговаривать Лилю стать его женой. Но ее мама и слышать об этом не хотела: артист, выступающий в кабаках, к тому же старше на 34 года! Дочь, по ее мнению, должна была познакомиться с каким-нибудь английским капитаном, выйти за него замуж и уехать в Великобританию. Лишь два года спустя, 26 апреля 1942 года, Вертинский повел под венец свою обожаемую Лилу.
Отношения с тещей быстро наладились, и молодожены каждый день ходили к ней обедать. Как признается Лидия Владимировна, она и по сей день полная невежда в кулинарной области. Однажды, уже в Москве, она отважилась зажарить барашка. Попробовав то, что получилось, Александр Николаевич усмехнулся: «Никогда в жизни не ел таких вкусных мясных сухариков!» Так что страсть к приготовлению изысканных блюд у ее младшей дочери Анастасии – от бабушки и от папы (Вертинский любил и умел готовить, особенно салаты).
Шанхай в то время был оккупирован японцами, галопировала инфляция, а Лиля была уже в положении, и было непонятно, как оплатить роды и услуги акушерок. Но Вертинский сообразил: на все свободные деньги он купил пять бутылей водки, а потом с удовлетворением следил за ростом цен на спиртное. Когда в июле 1943 года родилась их дочь Марианна, Александр Николаевич продал водку, и вырученных средств хватило, чтобы оплатить все счета.
В конце 1943 года Вертинские перебрались из Шанхая в Москву. Между прочим, Александр Николаевич не только взял с собой тещу (что было непросто), но и добился, чтобы вскоре к ним присоединилась ее мать. Так что зря родные Лили переживали насчет «неравного брака»: муж трогательно заботился не только о ней, но и о ее родне.
Одну из лучших своих песен Александр Вертинский посвятил жене:
Надоело в песнях душу разбазаривать!
И, с концертов возвратясь к себе домой,
Так приятно вечерами разговаривать
С своей умненькой, веселенькой женой.
И сказать с улыбкой нежной, незаученной:
«Ай ты, чижик мой, бесхвостый и смешной!
Ничего, что я усталый и замученный,
И немножко сумасшедший и больной.
Ты не плачь, не плачь, моя красавица!
Ты не плачь, женулечка-жена!
В нашей жизни многое не нравится,
Но зато в ней столько раз весна!»
В Москве у них родилась дочь Настя, и Лидия Владимировна могла бы полностью уйти в семейные заботы. Но Александр Николаевич отлично понимал, что после его ухода у нее впереди будет целая жизнь, и заботился, чтобы эта жизнь оказалась счастливой. Он сосватал ее в кино, а главное – заставил учиться в Суриковском художественном институте. Это было мудро: после его кончины вдове даже не выплатили гонорар за последние 20 концертов, которые Вертинский дал в Ленинграде перед смертью, а пенсию девочкам назначили в 20 рублей, объяснив: «Рабочий стаж вашего мужа в СССР был всего 14 лет». Так что профессия Лидии Владимировне очень пригодилась. А замуж она больше не выходила – кто мог бы соперничать с ее единственным, незабываемым Сандро?
Лидия Вертинская всегда была в тени своего великого мужа Александра Вертинского. Они счастливо прожили вместе 15 лет, у них родились две дочки, ныне знаменитые артистки Марианна и Анастасия. А когда Александра Николаевича не стало, Лидия Владимировна сделала все возможное, чтобы сохранить и донести до следующих поколений его бесценное наследие.
Автор: Андрей Кулик
Сайт: Теле-шоу
Жизнь вдовы Александра Вертинского в опасности!
Смелова Ирина 2012 г
Лидия Вертинская
Актриса Лидия Вертинская, сыгравшая корыстную Анидаг в «Королевстве кривых зеркал» и птицу феникс в фильме «Садко», в апреле этого года отметила свое 89-летие. Семь лет назад она выпустила книгу «Синяя птица любви», посвященную своему знаменитому мужу – Александру Вертинскому. С тех пор Лидия Владимировна ни разу не давала интервью, не выходила в свет.
Корреспонденты решили проведать ее, напросились к ней в гости и, увы, убедились, что актриса подвергает себя опасности.
В квартире на Тверской улице Лидия Вертинская живет с 1943 года. Именно тогда ее мужу Александру Николаевичу советское правительство выделило это, тогда еще не обустроенное жилье.
Поднимаюсь на самый верхний, девятый, этаж. Бросается в глаза, что рядом с квартирой Вертинской располагается лишь нотариальная контора, из которой почему-то доносится оглушительная музыка, которая наверняка мешает пожилому человеку. Нажимаю кнопку звонка и вскоре слышу лязганье ключей и обеспокоенный голос Лидии Владимировны: «Кто это? Что вам нужно? Кто вы?» Я отвечаю, что многочисленные поклонники переживают, как себя чувствует их любимая актриса. Услышав это, Вертинская сразу же открывает мне дверь.
Пока я разуваюсь в небольшом коридорчике, Лидия Владимировна критически осматривает мой наряд – джинсы и кофту.
– Вам так не холодно? – вежливо интересуется она.
– Ну что вы, на улице ведь так жарко! – отвечаю я.
– А я и не знала. Я уже давно не выходила на улицу, очень-очень давно, – рассеянно пожимает плечами Вертинская и ведет в кабинет.
Надо ли говорить, что там царит настоящий культ знаменитого певца. На стенах – редкие фотографии из семейного архива, на столе – также его снимки, смешные статуэтки и дорогие домочадцам вещички. Стул, на котором сидел певец, обернут защитной пленкой, и кажется, здесь ничего не изменилось с тех пор, как не стало Александра Николаевича. Лидия Владимировна садится в кресло и подносит руку ко лбу.
– Я очень давно не выходила на улицу, – говорит актриса. – Причины были. Одно время я так мучилась из-за повышенного давления! В это время я почему-то вспоминала свою маму бедную, она умерла здесь, в Москве и похоронена. На глаза актрисы вдруг наворачиваются слезы.
– Не знаю, почему девочки не сообщили, что мама очень больна и мне надо приехать, – сокрушается Лидия Владимировна. – В то время я была в Шанхае, служила в конторе «Моллер и сыновья». Я не знала, что маме плохо, а приехав, спросила девочек, где мама. Они ответили, что она умерла. Я закричала: «Почему вы не дали мне знать?» Молчат. Сказали, у нее что-то было с желудком. Они такие… (вздох) считают, что необязательно… я все время им говорила… Пасха ведь прошла?
– Да, прошла.
– Так вот, я им говорила, давайте после Пасхи съездим на кладбище, я хочу увидеть могилу мамы и мужа. Надо посмотреть, может быть, надо привести в порядок ограду.
Лидия Владимировна надолго о чем-то задумалась, а затем изрекла, говоря сама с собой: «Почему они не взяли документы? Надо было им сказать».
Чтобы прервать затянувшуюся паузу, я спрашиваю Вертинскую про симпатичного барашка, который стоит на самом видном месте на столе.
– Ах, этот! – улыбается Лидия Владимировна. – Когда я была молоденькая и Александр Николаевич только за мной начал ухаживать, он купил в Шанхае в комиссионном магазине эту статуэтку, подарил мне и сказал, что я похожа на этого ягненка. В юности у меня были очень вьющиеся волосы. Ну, вылитый барашек!
После этих слов актриса смотрит на свои портреты в юности. Лидия Владимировна была необыкновенной красавицей!
Гордый профиль, великолепные, чуть раскосые глаза, от которых сходили с ума миллионы мужчин.
– У меня было фотогеничное лицо, – скромно замечает Лидия Владимировна. – Поэтому меня приглашали сниматься в кино. Я ведь никогда не была актрисой, просто выучивала роль, приходила на репетиции.
Вертинская пересаживается на низенькую тахту и просит присесть рядом с ней.
– А знаете, на этом месте раньше рояль стоял, – улыбается Лидия Владимировна. – Он появился в нашем доме сразу после войны. Девочки, кстати, не любили на нем играть, для них это была мука мученическая. Они вообще росли шалуньями. В школу пошли уже здесь, в Москве. А что, сейчас так же учатся раздельно – девочки и мальчики?
– Нет, сейчас все вместе. Вас часто вызывали в школу?
– Меня никогда, как и Александра Николаевича. Моя мама ходила на собрания. Она умерла сравнительно недавно. Ой, она была категорически против моего брака с Вертинским! Наша разница в возрасте ее приводила в ужас. Но она так хотела приехать в Россию из Харбина, где мы жили, что вынуждена была согласиться на наш союз. Другого выхода не было. Не могли же мы поехать с ней вдвоем. Воображаю, в какое бы положение мы попали.
– То есть брак с Вертинским был отчасти продиктован расчетом?
– Ну что вы! – улыбается Лидия Владимировна. – У нас была такая любовь! Я родилась в Харбине, но после смерти отца долгое время жила в Шанхае со своей тетей. Мой папа был грузин с белой кожей, голубыми глазами, рыжеватыми волосами, его фамилия была… забыла... Циргвава! Папа получил в Грузии отличное образование, но в Харбине ему было трудно устроиться на работу. Думаю, именно эти трудности и подорвали его сердце. Когда папы не стало, мама написала моей крестной, и она забрала меня к себе в Шанхай. Там я ходила в английскую школу, там же встретилась с Александром Николаевичем.
Голос Лидии Владимировна начинает дрожать, и она, видимо, чтобы скрыть нахлынувшие чувства, встает и стирает пыль с идеально чистой фотографии любимого мужа.
– Конечно, он мог бы прожить гораздо дольше, гораздо, – вздыхает она. – В этом «Гастроль-бюро», в труппе которого он был, их интересовали только деньги, там все были мошенниками! Александр Николаевич никогда не думал, что он, человек, который объездил с гастролями всю страну, будет получать у них так мало, у него ведь была самая низкая ставка. На все его претензии они говорили: «У вас нет никакого звания, потерпите!»
– Тем не менее, Вертинский считался одним из самых обеспеченных певцов.
– У него был администратор по фамилии Осипов, тоже жулик редкостный, который устраивал «левые» концерты, за них платили немного больше. Ах, мне его очень жалко, он был хорошим человеком, добрым, щедрым.
– Кто вам сообщил о смерти Александра Николаевича в Ленинграде?
– Мы с девочками тогда жили в Москве. Было одиннадцать часов вечера, как вдруг раздался звонок: «Лидия Владимировна, вы еще успеете, езжайте на вокзал, купите билет до Ленинграда! Александру Николаевичу плохо». Я разбудила маму, сказала, куда еду, она разволновалась страшно: «Давай лучше утром!» Но я ей сказала: «Нет, я должна!» В Ленинграде меня встречали два человека, которые и сообщили, что муж скоропостижно скончался.
– Вероятно, вы по нему до сих пор скучаете…
– Я уже привыкла. Сколько времени прошло. Он все время беспокоился: «Как ты будешь жить без меня?» Когда я забеременела во второй раз, он даже просил меня сделать аборт! Но я не захотела. Муж все убивался: «Ну как же ты будешь, если меня не станет! У тебя же мама на руках беспомощная».
– Какой Вертинский был в быту? Какое у него было, например, любимое блюдо?
– Он был очень непритязательный. У меня мама шикарно готовила.
– А вы не готовили?
– Нет (смеется), никогда. Я принималась, но у меня ничего не получалось, и все в доме – и мама, и Александр Николаевич – говорили: «Лилечка, ты лучше иди порисуй».
– Видимо, вашему внуку Степану талант кулинара передался от прабабушки: он – известный ресторатор.
– Анастасия вышла замуж за Никиту Михалкова? – удивленно спросила меня Вертинская. – Я думаю, этот брак так быстро расстроился, что я уже об этом и не помню. Я почему-то все время забываю: как этот город называется?
– Москва.
– Я жила тоже как будто в Москве. Но она по-другому называлась. Это, стало быть, Москва, а до Москвы город как назывался? Какой-то был город, большой, потом мы переехали сюда, мужу дали квартиру, правда, сначала какую-то паршивенькую, тесноватую.
– Лидия Владимировна, вы смотрите свои старые фильмы? Недавно показывали ленту «Садко», где вы сыграли птицу феникс…
– Правда? – удивилась Вертинская, а потом вдруг заговорила обеспокоенно. – А мне никто не сказал. Они (дочери) газеты не выписывают. А я не знаю, куда здесь идти, где почта. Я жила здесь, но забыла, где и что находится. Я иногда смотрю телевизор, там говорят, что нельзя оставлять квартиру, нужны засовы, замки надо вставлять хорошие, потому что кругом воруют. Грабители выслеживают, когда кто-то выходит из дома, а потом идут следом. Поэтому, когда я выхожу из дома, у меня в квартире обязательно кто-то остается.
– Лидия Владимировна, дочери вас часто навещают?
– Конечно, навещают, кажется, наверное…
Состояние пожилой актрисы вызывает беспокойство. Лидия Владимировна в силу возраста многое забывает. Несмотря на то, что к ней, по ее словам, приходят помощницы, чтобы приготовить еду и прибраться в квартире, большую часть времени она одна. Если актриса почувствует себя плохо, позвать на помощь ей некого: соседей рядом нет. К тому же с памятью у нее явно очень плохо и она может просто забыть, как звонить в скорую. И это вполне вероятно, ведь она забывает даже, в каком городе живет… К тому же она так легко пускает чужих людей в квартиру.
На прощание Лидия Вертинская попросила меня: «Вы не могли бы написать мне мой домашний номер? А то я его не знаю. И пишите большими цифрами. Я стала так плохо видеть». Я выполнила просьбу актрисы. Когда Вертинская закрывала за мной дверь, я услышала ее голос: «Надо еще на щеколду закрыть, а то не дай бог воры, воры проклятые пролезут»…