Как-то раз прилетели пингвины
в несметно большом количестве,
свернули мою улицу в рулон
длиный-предлинный
и унесли на новое место жительства.
Подхожу к окну – улицы нет,
словно съели.
Нет совсем, представляете?
Мягко говоря, странно…
Только арматурная сетка параллелей,
меридианов
и ещё какие-то знаки, надписи, шифры, коды,
на иврите вроде
или на пингвиньем.
Моя улица на судьбу не в обиде.
Она отныне живёт в Антарктиде,
покрывается снегом, льдом, настом, инеем,
реже – порошей, снежурой
словно кожурой,
да не важно, чем именно.
Не мёрзнет, и ладно.
Пингвинята по ней катаются не на лыжах, сноубордах,
а просто на лапах-попах-спинках.
Недавно был чемпионат города –
финал юношеской лиги по пингвинингу.
А взрослые птицы устраивают тут базар по субботам,
огромное рыбное торжище.
Кричалище то; ещё.
Продают-покупают, торгуются
и это всё на моей улице!
А вчера почтальонша письмо принесла в полвосьмого ночи.
Я расписалась, открыла конверт, подёрнутый инеем.
Там, на сушеной шкурке трески – слова, мудрёные очень.
Ну ладно, какие-то цап-царапки и линии.
Но я поняла, что это от пингвинов и пингвинят.
Про улицу пишут,
благодарят.