Густые непролазные столпы;
томи́и, неудачные, как шутки.
До шерсти озверевшие с толпы
бандитствуют цирюльни и маршрутки.
Все делятся на три и палачей,
но чаще по-домашнему обуты,
а к правде зажигательных речей
стремятся, как воро́ны от салюта.
На них снижают баррели и рожь,
коль повышают оперные дивы.
И всем надёжно, будто в летний дождь
над ними держат зонтики комдивы.
А где-то притомились корабли
под склянок перевернутые чарки,
и солнце из-за во́рота земли
подсвечивает тропик луночарски.
Бессмертия бескровный паразит
в который раз выслеживает кожу,
и органами зрения коси́т,
лишь потому, что этого не может.
Там побережье бережёт от брызг
всё, скинутое наспех гольтепами,
оправданно закладывая риск
в проценты, имена или на память.
Асфальт - сырой и гладкий, словно кит
подставил бок, чтоб кто-нибудь потрогал.
Не кажется ли вам, что город спит,
а только мы выходим на дорогу?