Мой фортепьян отчаянно пожил,
все более напоминает гроб
или буфет, где вилки и ножи
предчувствуют вечерний эскалоп.
А музыка слиняла от утрат
туда, где так наверчены колки,
что струны от натуги аж визжат,
предчувствуя касания руки,
божественной рабочей пятерни
молотобойца с молотом в крови.
На наковальню брошен звукоряд,
неутомим воспламененный молот
и что с того, что он уже не молод,
раз звуки стонут и еще хотят
до самой верхней и последней «до»,
которая назначена пределом,
за ней обрыв, провал, диван, окно,
душа уже практически без тела
и неба отрезвляющая даль.
Ах, шанс последний - правая педаль.