В райцентре глухом и случайном,
в гостиничной ватной тиши
я вызвал тебя заклинаньем
из недр овдовевшей души.
Явилась. Присела. Разулась.
Взяла сигарету. Прошлась.
Взглянула в окно. Улыбнулась.
— Ну, как ты? — спросила, смеясь.
— Все плохо с той памятной даты,
бессильны в разлуке слова.
Я даже не знаю — жива ты? —
И ты отвечаешь:
— Жива!
— Дай руку,— промолвил я, — где ты?
Но, прежде чем мы обнялись,
на звуки печальной беседы
блюстители нравов сползлись.
И вот в истерическом стуке
забилась фанерная твердь,
и снова ты вскинула руки,
призвав во спасение смерть.
Искали тебя в шифоньере,
в постели, где ты не была,
и в настежь раскрытые двери
луна коридором ушла...
Искали.
Но было бы проще
увидеть, что здесь, наяву,
ты в зеркале стынешь, как роща,
стряхнувшая наземь листву.