Я рос на угольных отрогах
с послевоенной ребятней
там, где Октябрьская дорога
к стране припала колеей,
где вдоль Обводного канала
в цементно-шлаковой красе
легло под шины самосвала
Глухоозерское шоссе.
Видны мне были в окна класса
в теченье долгих школьных лет
и паровоз с врожденной астмой,
и вышек маневровых свет.
Блатной жаргон нетрезвой песни
порой врывался в тишину...
Здесь в двадцать лет мне стало тесно
и я шагнул в мою страну.
Соляркой тракторов новейших
я небо Родины коптил,
а вышло так, что сделал меньше,
чем по земле сумел пройти.
И на разъезде том,
где снова
мой поезд ставят под обгон,
где пахнет стружкою сосновой
свежесколоченный перрон,
где лес, былины предков помня,
стоит на страже трех дорог, —
всю правду высказал в лицо мне
предвестник вихря — ветерок.
И понял я, что, как ни рвись ты,
куда пи кинь свой жадный взор, –
везде — дела,
заботы,
мысли,
Россия, родина,
простор.