— Ну-ка, скинь свой пиджак, закатай рукава!
Налилась богатырского силой трава.
Горицветы в слезах перезревшей росы, —
покажи свою удаль, вернувшийся сын! —
Председатель вчерашней щетиной оброс:
— Вся деревня сегодня пришла на покос,
навалилась на нас комариная высь;
выбирай себе косу и в ряд становись! —
Молодецкие кепки. Девичьи платки.
На Гусином лугу вызревают валки.
Солнце в самом разгаре воскресного дня.
— Эй, взгляни, комсомолка, с копны на меня!
Торжествует в глазах ее солнечный крик:
— Мне сдается, ты только силен на язык
да способен лишь джинсы и шляпу носить...
Ну и что из того, что умеешь косить?! —
Надвигается вечер. И клубный оркестр
зарубежные вопли разносит окрест.
Трактористы меня вызывают на двор:
— Выходи-ка, дружище, — мужской разговор..
Бригадир (общей массою около ста):
— Редко стал посещать ты родные места,
от столовских харчей прискакал налегке,
чтоб найти утешенье в парном молоке.
Где ж ты силу растряс, ту, что вместе нашли
мы с тобой на полях нашей кровной земли?
Может, в давке трамвайной, в метро, может быть?
Ну и что из того, что умеешь косить?!
Ставь свой локоть сюда. И ладонью в ладонь.
Да другою ладонью столешню не тронь!
— Леший с вами, — послушно скидаю пиджак,—
уж по этой-то части я, вроде, мастак. —
Наш совхозный добрыня с улыбкой стальной
торжествует заранее верх надо мной.
Я ладонь незаметно к себе разверну,
и — пудовый кулак прилипает к столу.
Трактористы довольны. Силач удивлен...
— Мы тебя заводского в бригаду берем,
в месяц свыше трехсот чистоганом у нас.
По рукам? А теперь приглашаем на пляс! —
...Ночь летит по ухабам трехтонкой хмельной,
и бесчинствует гром у псе за спиной.
Звездным ливнем с лица повилику смело.
— Ну давай, комсомолка, ко мне под крыло!
Блеском молний летящих затмило звезду.
Невозможно поверить в твою красоту —
и в райкомах, на миг прикусив языки,
вслед тебе восхищенно встают вожаки.
А теперь ты со мной... И во мраке огня
все светлей и светлей на душе у меня.
Так легко мне с тобою колосья листать,
что ни в сказке сказать, ни пером описать.