Новогодняя елка

 
В пальто довоенного толка,
старательно глядя вперед,
свою новогоднюю елку
старуха соседка несет.
Туда, где в квартире охрипшей
предпраздничный гомон людей
соседствует с будничным скрипом
щербатых шести этажей.
 
В то время, как мамы-стряпухи
готовят салаты и торт,
их дети в гостях у старухи
под елкой ведут хоровод:
то лебедь мелькнет на макушке,
то дождик срывается с плеч, —
бумажную прелесть игрушек
она умудрилась сберечь.
 
И снова старуха, вздыхая,
бормочет сквозь щебет и писк:
«А может, ошиблась тогда я?
Спаслись мои дети? Спаслись?..»
И долго ей ночью не спится:
опять возвращаются к ней
худые глазастые лица
погибших в бомбежку детей.
 
Июль сорок первого года.
На станцию сброшен фугас.
В пылающей клетке вагона
ее воспитательский класс…
 
«Спаслась.
А детей — не сумела...»
И это нельзя позабыть.
Суровей,
чем высшая мера,
жестокая милость судьбы.
 
И снова ей память приносит
былого пожарища свет.
И дети спасения просят
сквозь тридцать непрожитых лет.
Она их спасет поименно,
и каждому песню споет,
и с ними под елкой зеленой
опять поведет хоровод.