Однажды много свечей купили.
Было их по горло, да все как на подбор:
Все белые, с фитилём, длинные.
По порядку, по годам, ставили на стол.
Были и по форме, атласистые,
Всё шло так хорошо,
Если б не вставилась ремарка,
И не появилось но:
Фитиль был пламенем объят,
Огонь спускался по этому канату.
Очень он уж тогда был горяч,
Но почти ничего не смог освещать:
Ни кухню и ни зал,
Ни туалет, ни ванную,
Ни прихожую, уютом набитую,
Ни спальню, где сон настигнет.
Даже себя плохо озаряла свеча,
Над собой гордо полымя не держала.
Внизу мрачно, вяло тень лежала,
Глупо, и не грозно, и даже не страшно.
Кроха проникла внутрь воска,
И тот постепенно плавился.
Горячие куски и громоздкие
Падали, всё падали на пол.
В форму крюка загибался фитиль,
Становился всё черней и черней.
Давно растопился весь парафин.
Оставалось свече гореть и гореть.
Света было очень мало.
Деньги шли коту под хвост.
"Ну, хоть как-то освещает,
Да и на этом кончается всё".
Но вот, в один день прекрасный,
Появилась единственная свеча.
Одну зажгли ее, да и прям сразу,
Все комнаты она осветить могла.
Горела ярко и ясно,
С концами прогнали они тьму.
В окнах переливаясь,
Поднимались волны по огню.
Люди восхищались до единого
Слепящим источником света.
Посвящали, рисовали картины
Прямо от заката до рассвета.
Свечу носили из дома да в дом,
В хоромы главы народа,
К обыкновенным, гостям просто,
От халупы до чертогов.
И просто чудо, появилось
Второе уж у людей солнце!
Не нужен рассвет до зари,
Не найти яркости большей.
И так же однажды,
И в день ужасный,
Вспыхнет яро свечка,
Хоть еще много фитиля.
Вспыхнет так светло,
Даже не мешали ветра.
Сколько бы потом не шло,
Они все будто на подбор:
Всё белые, всё с фитилём,
Тускло освещали стол.
Но ту никогда не забудут,
До сих пор освещает их сердца.
И как бы ни звучало глупо,
Но культом стала лишь свеча.