Колокольчик, словно спохватившись от резкого движения входной двери в гостинице с редким названием «Приморская», яростно задребезжал. Дородная дама возраста второй свежести, с греческим профилем и высоко взбитой причёской, в которую была вплетена зелёная атласная ленточка, вздрогнула и устремила острый взор жгучих чёрных очей на грузного мужчину в форме, продиравшегося через неработающий турникет в фойе. Он снял фуражку, провёл ладонью по овальной кокарде и достал батистовый с вышивкой носовой платок.
— Доброе утро, господин урядник! Всегда рады! Милости просим, — залепетала дама, приподняв пышный бюст и остальное навстречу вошедшему.
— И тебе здравия желаю, Геваргисовна! — вытирая вспотевшую лысину, прохрипел полицейский. — Жара чёртова с самого утра!
— Водички, водички! Какой вам: «Ессентуки», «Кисловодской» или «Нарзану»? А может, винца домашнего охлаждённого, а?
— Ну, винца так винца. Только это… сухого смотри — я ж на службе!
Через минуту, с кряхтеньем усевшись в дерматиновое кресло под пальмой в кадке и жадно опустошив высоченный стакан красного прохладного напитка, полицейский чин заметно повеселел.
— Ну, знаешь, по какому делу я к тебе пожаловал? — начал он.
— Вы всё о делах да о службе, господин урядник! Нет бы зайти так, запросто…
— Не начинай, Геваргисовна! Это ж ты вдовица, а у меня дома супруга, если что заподозрит, — и он смачно крякнул, — хуже городового, ей-богу!
Проведя ещё раз по влажной шее вышитым платком, он напустил важности в интонацию.
— Людишек я ищу… двоих. Вот ноги к тебе привели. Слушай приметы. — Он полез в карман кителя, вытащил помятый листок, разгладил его на коленке и продолжил: — Первый росту невысокого, бородка клином, любит носить котелок и тросточку. Семенит при ходьбе. По прозвищу Шиншилов М.З. Второй — высоковат и сутул, чуб зачёсывает через лысину от уха до уха. Лицо благообразное, но в пенсне. Числится у меня, как Перепряхин А.С., кличка «профессор».
— Помню, помню таких, — и дама всплеснула руками, — третьего дня как съехали. Ай-яй-яй, неужто бандиты? А с виду не скажешь! — частила она.
— Да не-е, погоди ты. Дай слово вставить. Это мне становой пристав поручил, — и он воздел взор к потолку, — их на самом верху разыскивают!
— Да как же это? Не бандиты, а в розыске. Не может быть.
— Может, может. Одного ищут по вопросу наследства — принять должон, аж за границей. А второго из-за сочинений. Премию литературную вручить, — повышая голос, перехватил урядник вопросительный порыв дамы. — Так куда, то бишь, они направились, Геваргисовна?
— Не слыхала, голубчик. Вот ни сном, ни духом. Вслух не произносили, а иначе как узнаешь?
— Так… в каком нумере эти двое останавливались?
— Так в тридцать седьмом, ну да, в нём самом. Я ещё помню…
— Веди туда, — не дав закончить говорливой даме фразу, урядник начал вылезать из кресла, — будем улики искать!
Вооружившись нужным ключом, парочка направилась по узкой скрипучей лестнице на второй этаж.
— Сейчас-сейчас, — скрипели ступеньки под грузным урядником.
— Ой, одни хлопоты, одни хлопоты, — вторили половицы под дородной дамой.
— Ты что, не убирала здесь ещё? — спросил полицейский, борясь с одышкой. Картина, которую ему довелось увидеть, отперев дверь и зайдя внутрь, была необычной. В двух меблированных комнатах с санузлом был полнейший порядок, однако везде, где только можно: на столе, шкафу, полках и трюмо, подоконниках и даже на одном стуле — лежали аккуратно нарезанные клочки бумаги с убористым каллиграфическим почерком.
— Так ведь гостей у нас нынче немного, свободных комнат полно, собиралась в обед подгорничной сказать.
— Так-так, — он подходил поочерёдно от одного листка к другому и озвучивал их содержание: «Искусство — это целесообразность без цели. И.Кант», «Много нужно для искусства, но главное - огонь! Л.Толстой», «Жизнь подражает Искусству в гораздо большей степени, чем Искусство подражает Жизни. О.Уайльд», «Из всех искусств важнейшим для нас является кино. В.Ленин»
В столовой он обнаружил листок с такой надписью: «Тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу. И.Ильф и Е.Петров». Кукушка из настенных часов держала в клюве текст «Ещё идут старинные часы. И.Резник». Даже на дверной ручке в санузел болталась на верёвочке бумажка «А всё-таки она вертится! Г.Галилей». Подойдя к двери, урядник покрутил ручку и произнёс:
— Действительно вертится! Гм…гм… в чём подвох?— пройдя за дверь, он разглядел в мусорном ведре ещё одну скомканную бумажку, текст на которой был неразборчив, кроме подписи — «Г.Соболев-Трубецкий».
— Господин урядник, нашли чего? — подала голос дама, явно напоминая о своём присутствии.
— Найду, — уверенно изрёк он. — И не такое находил. Скажи-ка ты мне лучше, а камеры видеонаблюдения в нумере есть?
— Конечно, ещё в будущем столетии поставили!
— Так что ж ты, ети… — раздался неожиданно громкий возглас.
Они вернулись на первый этаж в служебный кабинет дамы, уселись на мягкий диванчик с резными ножками напротив 42-дюймового монитора «Samsung» и стали смотреть запись из 37-го.
На чёрно-белом видео, как на старинной киноплёнке с участием Чаплина, было видно, что по комнате передвигались двое — один повыше, сутулый, но в пенсне и второй, пониже, семенящий при ходьбе, но с клиновидной бородкой.
— Авель, зачем ты пользуешься при выступлении таким обилием цитат? — спросил тот, с бородкой.
— Ну-ка, сделай погромче! — требовательно произнёс урядник.
— Понимаешь, Модест, признанные авторитеты очень сокращают нам и всем желающим просвещения время на поиски нужного пути к истине.
— Авель, не заставляй меня повторять извечный вопрос «Что есть истина?», тем более ответ ты и сам прекрасно знаешь, в отличие от многих.
Он помолчал, положил что-то в дорожный саквояж и продолжил:
— Странно, ответ знаем, а путь к этому очевидному ответу неизвестен и бесконечен, а? Что скажешь?
— Странно, непонятно, но красиво ведь?
— Да, но давай о цитатах! Если применять их в меру, то я, возможно, и согласился бы с тобой, однако вокруг сплошь вижу перебор, как в игре в «Двадцать одно». В каждой второй научной статье, реферате, школьном сочинении — не докопаться до собственной мысли автора! Цитаты, цитаты… как пережёванная кем-то пища для глотания иными господами, брр-р! Да выскажитесь сами, не бойтесь ошибиться, так нет — прячутся за авторитетами. Скоро и в уездных газетах, и в бульварных журналах будем лицезреть одне цитаты, причём зачастую малоизвестных, а то и сомнительных личностей.
— Ты усугубляешь, Модест! Давай продолжим в поезде, а то опоздаем в Ростов. Ты положил билеты?
— А как же! И извозчика вызвал ко времени. Осталось четверть часа.
— Останови, Геваргисовна! — закричал урядник. — Нашёл! Нашёл! Они едут в Ростов! — и радостно приобнял дородную даму.
Дама пододвинулась.
— Ну так что? — выразительно посмотрев на собеседницу, вымолвил урядник, снимая фуражку.
— Что? — жеманно вторя ему и поправляя серёжку, повела плечом дородная дама.
— А что это у тебя, несравненная Геваргисовна? — и он протянул толстые пальцы по направлению к ней.
— Как что, господин урядник? Шея, а на шее монисто, — и она широко заулыбалась.
— А что это у тебя, несравненная…
Неизвестно, до чего бы дотронулся полицейский чин на этот раз, но тут вдруг (автору и самому жалко, что так не к месту, а что поделаешь?) раздался звонок сотового телефона в урядниковой кобуре.
— Харитон! — пророкотала трубка властным женским голосом. — Обед готов. Зайди за хлебом, да вчерашнего не возьми, как в прошлый раз.
— Сейчас, дорогуша, бегу! Вот только становому доложу об обнаружении двух беглецов, и сразу к тебе… да… лечу!
Направившись было к двери, он обернулся к даме и мечтательно проинёс:
— Геваргисовна, ты это… я вечером загляну — отпечатки в нумере снять и всё такое… гм-гм… Ты пока не убирайся там! — он возобновил шаг, бурча под нос «странно… но всё-таки — что есть истина?», и через некоторое время дородная дама возраста второй свежести услышала колокольчик, проводивший резким дребезжанием захлопнувшуюся дверь.
06.11.2017 г.