Бывшее футбольное поле,
Где так часто играли дети,
Обдувалось ветрами вольными
Оголяясь при сером свете.
Старушка со скрюченными пальцами
На паперти распласталась уверенно,
Говоря со святыми страдальцами,
Собирала гроши одновременно.
Стою один одинёшенек,
Озяб, да кости твёрдые,
Кривая ухмылка брошена.
А мысли? А мысли гордые.
Горделиво кичась незабвением,
Будто все пережил ты заново,
Будто тяга в душе к воскресениям,
Все спешишь за прощением загодя.
Забываешь урок жизни старой,
Гол в ворота, а нож - в предсердие.
И слова директрисы усталой:
«Вам бы, друг, побольше усердия!
Вам, мой милый, побольше б смирения.
Понимаю, вы мальчик горячий».
Так и слушал её обращения,
Не поняв, а что они значат.
Мир без красок. Цветок на могилу,
В ней мой друг, безвременно павший.
В ночь меня раз десять стошнило,
Потому вот такой я уставший.
Волоча за собой самолюбие,
Я едва пробиваюсь сквозь бремя,
Наступают дни дикие, лютые,
Наступает новое время.
Я иду, а земля под ножищами
Распласталась как та старушенция.
Я иду и трясу сапожищами,
Разъедаемый новой тенденцией.
Мне бы мир найти древний, старый.
Запихнуть туда футбольное поле...
Я не Бог, я лишь раб усталый.
Но на сегодня с меня довольно.
(5 ноября 2017)