...А море ползёт куда-то, таща на спине корабль,
с рожденья седой-кудлатый, дурной непокорный раб.
Бывает, приказ не слышит и скалы к корме ведёт,
русалок зовёт из пышных, пушистых от пены вод.
Русалки скрипят зубами в улыбке для моряков,
их волосы — словно пламя, что вылил закат рекой
голодному морю прямо на мутные языки.
Русалки скрипят зубами, ухмылки совсем близки.
А море приносит берег под волны у корабля,
как будто наивно верит, что примет его земля,
и ласково, мягко спрячет, но снова в миллионный раз
обломки снесённой мачты летят в его глупый глаз.
А море живёт веками — но память ведь коротка —
и давится вновь плевками взбешённого моряка.
Вокруг мельтешат русалки, корма перетёрта в пыль.
На море находит жалкий вины запоздалый пыл,
на берег морские черти ползут из солёных недр,
толпою обломки вертят, в объятия новых бед
корабль несут безвольно. Моряк умоляет: спрячь
чертей!.. Разбивают волны удары последних мачт.
А море ползёт и стонет, бывает, что и поёт,
в бескрайнем его просторе вся память рябит у вод
на самых макушках пенных — и сводится к ничему.
И снова корабль бренно несётся в гнилую тьму...