К 100-летию Великой российской революции 1917 года
...Не нам ли суждено изжить
Последние судьбы Европы,
Чтобы собой предотвратить
Ее погибельные тропы....
Русская революция
Максимилиан Волошин
12 июня 1919
...
Великой революции в России мы отмечаем нынче юбилей.
Извлечь её уроки на будущее - сегодня наша цель.
Добиться мира и согласия гражданского общества сильней,
Чем было ранее, но так недостижимо как и прежде.
Народное единство - теперь мы к этому должны стремиться.
С учётом мнений разных и компромиссам надо научиться.
Когда народ в единстве мы побеждали всех врагов извне.
А если нет его - есть горький опыт, приводивший нас к войне.
Гражданская война - трагедия народа
России, расколовшая надвое страну,
Втянувшая всех в кровопролитную войну.
Такой ценой досталась нам свобода,
И долгий в ушедшем веке тоталитарный строй.
Цвет нации погибший, прозябавший на чужбине.
В разрыве с Родиной и дорогой ценой,
Оплаченной разлукой и страданиями своими.
***
Валерий Брюсов ( 1891 -1930):
ОСВОБОЖДЁННАЯ РОССИЯ
Освобожденная Россия, —
Какие дивные слова!
В них пробужденная стихия
Народной гордости — жива!
Как много раз, в былые годы,
Мы различали властный зов;
Зов обновленья и свободы,
Стон-вызов будущих веков!
Они, пред нами стоя, грозно
Нас вопрошали: «Долго ль ждать?
Пройдут года, и будет поздно!
На сроках есть своя печать.
Пусть вам тяжелый жребий выпал:
Вы ль отречетесь от него?
По всем столетьям Рок рассыпал
Задачи, труд и торжество!»
Кто, кто был глух на эти зовы?
Кто, кто был слеп средь долгой тьмы?
С восторгом первый гул суровый, —
Обвала гул признали мы.
То, десять лет назад, надлома
Ужасный грохот пробежал…
И вот теперь, под голос грома,
Сорвался и летит обвал!
И тем, кто в том работал, — слава!
Не даром жертвы без числа
Россия, в дни борьбы кровавой
И в дни былого, принесла!
Не даром сгибли сотни жизней
На плахе, в тюрьмах и в снегах!
Их смертный стон был гимн отчизне,
Их подвиг оживет в веках!
Как те, и наше поколенье
Свой долг исполнило вполне.
Блажен, въявь видевший мгновенья,
Что прежде грезились во сне!
Воплощены сны вековые
Всех лучших, всех живых сердец:
Преображенная Россия
Свободной стала, — наконец!
1 марта 1917
***
ОКТЯБРЬ 1917 ГОДА
Есть месяцы, отмеченные Роком
В календаре столетий. Кто сотрет
На мировых скрижалях иды марта,
Когда последний римский вольнолюбец
Тирану в грудь направил свой клинок?
Как позабыть, в холодно-мглистом полдне,
Строй дерзких, град картечи, все, что слито
С глухим четырнадцатым декабря?
Как знамена, кровавым блеском реют
Над морем Революции Великой
Двадцатое июня, и десятый
День августа, и скорбный день — брюмер.
Та ж Франция явила два пыланья —
Февральской и июльской новизны.
Но выше всех над датами святыми,
Над декабрем, чем светел пятый год,
Над февралем семнадцатого года,
Сверкаешь ты, слепительный Октябрь,
Преобразивший сумрачную осень
В ликующую силами весну,
Зажегший новый день над дряхлой жизнью
И заревом немеркнущим победно
Нам озаривший правый путь в веках!
1920
Борис Пастернак (1890 - 1960):
ВЕСЕННИЙ ДОЖДЬ
Усмехнулся черемухе, всхлипнул, смочил
Лак экипажей, деревьев трепет.
Под луною на выкате гуськом скрипачи
Пробираются к театру. Граждане, в цепи!
Лужи на камне. Как полное слез
Горло — глубокие розы, в жгучих,
Влажных алмазах. Мокрый нахлест
Счастья — на них, на ресницах, на тучах.
Впервые луна эти цепи и трепет
Платьев и власть восхищенных уст
Гипсовою эпопеею лепит,
Лепит никем не лепленный бюст.
В чьем это сердце вся кровь его быстро
Хлынула к славе, схлынув со щек?
Вон она бьется: руки министра
Рты и аорты сжали в пучок.
Это не ночь, не дождь и не хором
Рвущееся: «Керенский, ура!»,
Это слепящий выход на форум
Из катакомб, безысходных вчера.
Это не розы, не рты, не ропот
Толп, это здесь, пред театром — прибой
Заколебавшейся ночи Европы,
Гордой на наших асфальтах собой.
Лето 1917
Максимилиан Волошин (1877 - 1932, Коктебель):
МИР
С Россией кончено... На последях
Ее мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях,
Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик, да свобод,
Гражданских прав? И родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль.
О, Господи, разверзни, расточи,
Пошли на нас огнь, язвы и бичи,
Германцев с запада, Монгол с востока,
Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
Чтоб искупить смиренно и глубоко
Иудин грех до Страшного Суда!
23 ноября 1917
Коктебель
***
РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
Во имя грозного закона
Братоубийственной войны
И воспаленны, и красны
Пылают гневные знамена.
Но жизнь и русская судьба
Смешала клички, стерла грани:
Наш "пролетарий" -- голытьба,
А наши "буржуа" -- мещане.
А грозный демон "Капитал" --
Властитель фабрик. Князь заботы,
Сущность отстоенной работы,
Преображенная в кристалл, --
Был нам неведом:
нерадивы
И нищи средь богатств земли,
Мы чрез столетья пронесли,
Сохою ковыряя нивы,
К земле нежадную любовь...
России душу омрачая,
Враждуют призраки, но кровь
Из ран ее течет живая.
Не нам ли суждено изжить
Последние судьбы Европы,
Чтобы собой предотвратить
Ее погибельные тропы.
Пусть бунт наш -- бред, пусть дом наш пуст,
Пусть боль от наших ран не наша,
Но да не минет эта чаша
Чужих страданий -- наших уст.
И если встали между нами
Все бреды будущих времен --
Мы всё же грезим русский сон
Под чуждыми нам именами.
Тончайшей изо всех зараз,
Мечтой врачует мир Россия --
Ты, погибавшая не раз
И воскресавшая стихия....
12 июня 1919
Анна Ахматова (1889-1966):
МНЕ ГОЛОС БЫЛ. ОН ЗВАЛ УТЕШНО..
.
Когда в тоске самоубийства
Народ гостей немецких ждал,
И дух суровый византийства
От русской церкви отлетал,
Когда приневская столица,
Забыв величие своё,
Как опьяневшая блудница,
Не знала, кто берёт ее,-
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: "Иди сюда,
Оставь свой край, глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид".
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
Осень 1917, Петербург
Зинаида Гиппиус (1869-1945, Париж):
ВЕСЕЛЬЕ
Блевотина войны - октябрьское веселье!
От этого зловонного вина
Как было омерзительно твое похмелье,
О бедная, о грешная страна!
Какому дьяволу, какому псу в угоду,
Каким кошмарным обуянный сном,
Народ, безумствуя, убил свою свободу,
И даже не убил - засек кнутом?
Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой.
Смеются пушки, разевая рты...
И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой,
Народ, не уважающий святынь.
29 октября 1917
***
НЕТ
Она не погибнет, - знайте!
Она не погибнет, - Россия.
Они всколосятся, - верьте!
Поля её золотые.
И мы не погибнем, - верьте!
Но что нам наше спасенье:
Россия спасется, - знайте!
И близко её воскресенье.
февраль 1918
Владислав Ходасевич ( 1886 -1939):
ПУТЕМ ЗЕРНА
Проходит сеятель по ровным бороздам.
Отец его и дед по тем же шли путям.
Сверкает золотом в его руке зерно,
Но в землю черную оно упасть должно.
И там, где червь слепой прокладывает ход,
Оно в заветный срок умрет и прорастет.
Так и душа моя идет путем зерна:
Сойдя во мрак, умрет - и оживет она.
И ты, моя страна, и ты, ее народ,
Умрешь и оживешь, пройдя сквозь этот год,-
Затем, что мудрость нам единая дана:
Всему живущему идти путем зерна.
23 декабря 1917
***
ВТОРОГО НОЯБРЯ
Семь дней и семь ночей Москва металась
В огне, в бреду. Но грубый лекарь щедро
Пускал ей кровь — и обессилев, к утру
Восьмого дня она очнулась. Люди
Повыползли из каменных подвалов
На улицы. Так, переждав ненастье,
На задний двор, к широкой луже, крысы
Опасливой выходят вереницей
И прочь бегут, когда вблизи на камень
Последняя спадает с крыши капля…
К полудню стали собираться кучки.
Глазели на пробоины в домах,
На сбитые верхушки башен; молча
Толпились у дымящихся развалин
И на стенах следы скользнувших пуль
Считали. Длинные хвосты тянулись
У лавок. Проволок обрывки висли
Над улицами. Битое стекло
Хрустело под ногами. Желтым оком
Ноябрьское негреющее солнце
Смотрело вниз, на постаревших женщин
И на мужчин небритых. И не кровью,
Но горькой желчью пахло это утро.
А между тем уж из конца в конец.,
От Пресненской заставы до Рогожской
И с Балчуга в Лефортово, брели,
Теснясь на тротуарах, люди. Шли проведать
Родных, знакомых, близких: живы ль, нет ли?
Иные узелки несли под мышкой
С убогой снедью: так в былые годы
На кладбище москвич благочестивый
Ходил на Пасхе — красное яичко
Съесть на могиле брата или кума…
К моим друзьям в тот день пошел и я.
Узнал, что живы, целы, дети дома, —
Чего ж еще хотеть? Побрел домой.
По переулкам ветер, гость залетный,
Гонял сухую пыль, окурки, стружки.
Домов за пять от дома моего,
Сквозь мутное окошко, по привычке
Я заглянул в подвал, где мой знакомый
Живет столяр. Необычайным делом
Он занят был. На верстаке, вверх дном,
Лежал продолговатый, узкий ящик
С покатыми боками. Толстой кистью
Водил столяр по ящику, и доски
Под кистью багровели. Мой приятель
Заканчивал работу: красный гроб.
Я постучал в окно. Он обернулся.
И шляпу сняв, я поклонился низко
Петру Иванычу, его работе, гробу,
И всей земле, и небу, что в стекле
Лазурью отражалось. И столяр
Мне тоже покивал, пожал плечами
И указал на гроб. И я ушел.
А на дворе у нас, вокруг корзины
С плетеной дверцей, суетились дети,
Крича, толкаясь и тесня друг друга.
Сквозь редкие, поломанные прутья
Виднелись перья белые. Но вот—
Протяжно заскрипев, открылась дверца.
И пара голубей, плеща крылами,
Взвилась и закружилась: выше, выше,
Над тихою Плющихой, над рекой…
То падая, то подымаясь, птицы
Ныряли, точно белые ладьи
В дали морской. Вослед им дети
Свистали, хлопали в ладоши… Лишь один,
Лет четырех бутуз, в ушастой шапке,
Присел на камень, растопырил руки,
И вверх смотрел, и тихо улыбался.
Но, заглянув ему в глаза, я понял,
Что улыбается он самому себе,
Той непостижной мысли, что родится
Под выпуклым, еще безбровым лбом,
И слушает в себе биенье сердца,
Движенье соков, рост… Среди Москвы,
Страдающей, растерзанной и падшей,
Как идол маленький, сидел он, равнодушный,
С бессмысленной, священною улыбкой.
И мальчику я поклонился тоже.
Дома
Я выпил чаю, разобрал бумаги,
Что на столе скопились за неделю,
И сел работать. Но. впервые в жизни,
Ни «Моцарт и Сальери», ни «Цыганы»
В тот день моей не утолили жажды.
20 мая - 1 июня 1918
Рюрик Ивнев ( 1891 -1981):
СМОЛЬНЫЙ
Довольно! Довольно! Довольно
Истошно кликушами выть!
Весь твой я, клокочущий Смольный,
С другими — постыдно мне быть.
Пусть ветер холодный и резкий
Ревет и не хочет стихать.
Меня научил Достоевский
Россию мою понимать.
Не я ли стихами молился,
Чтоб умер жестокий палач,
И вот этот круг завершился,
Россия, Россия, не плачь!
Не я ль призывал эти бури,
Не я ль ненавидел застой?
Дождемся и блеска лазури
Над скованной льдами Невой.
Чтоб счастье стране улыбнулось,
Она заслужила его.
И чтобы в одно обернулось
Твое и мое торжество.
Довольно! Довольно! Довольно!
Кликушам нет места в бою.
Весь твой я, клокочущий Смольный,
Всю жизнь я тебе отдаю!
Октябрь 1917, Петроград
***
ПЕТРОГРАД
Я помню день Октябрьского восстанья.
Кипели площади. Дворец был пуст.
С его дрожащих, побелевших уст
Последние срывались содроганья.
Дома пылали. Проносились люди.
Чудовищно гремя, броневики
Встречали залпы спрятанных орудий,
И кое-где щетинились штыки.
Я помню дым, и небо, и тревогу,
И мост Дворцовый, и веселый шум
Восставших войск, взошедших на дорогу
Гражданских войн, великих дней и дум.
1918, Москва
Марина Цветаева (1890-1941, Елабуга):
РЁВ ВОЛН…
Ночь. — Норд-Ост. — Рев солдат. — Рев волн.
Разгромили винный склад. — Вдоль стен
По канавам — драгоценный поток,
И кровавая в нем пляшет луна.
Ошалелые столбы тополей.
Ошалелое — в ночи — пенье птиц.
Царский памятник вчерашний — пуст,
И над памятником царским — ночь.
Гавань пьет, казармы пьют. Мир — наш!
Наше в княжеских подвалах вино!
Целый город, топоча как бык,
К мутной луже припадая — пьет.
В винном облаке — луна. — Кто здесь?
Будь товарищем, красотка: пей!
А по городу — веселый слух:
Где-то двое потонули в вине.
Феодосия, последние дни Октября
1917 г.
Сергей Бехтеев ( 1879 - 1954, Ницца):
МОЛИТВА
(Посвящается их Императорским Высоч.
Вел. Княжнам Ольге Николаевне и Татьяне Николаевне)
Пошли нам, Господи, терпенье,
В годину буйных, мрачных дней,
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей.
Дай крепость нам, о Боже правый,
Злодейства ближнего прощать
И крест тяжелый и кровавый
С Твоею кротостью встречать.
И в дни мятежного волненья,
Когда ограбят нас враги,
Терпеть позор и униженья
Христос, Спаситель, помоги!
Владыка мира, Бог вселенной!
Благослови молитвой нас
И дай покой душе смиренной,
В невыносимый, смертный час...
И, у преддверия могилы,
Вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы
Молится кротко за врагов!
г. Елец, Октябрь 1917 г.
Осип Мандельштам (1891 - 1938 ):
КОГДА ОКТЯБРЬСКИЙ НАМ ГОТОВИЛ ВРЕМЕНЩИК...
Когда октябрьский нам готовил временщик
Ярмо насилия и злобы
И ощетинился убийца-броневик,
И пулеметчик низколобый,—
— Керенского распять!— потребовал солдат,
И злая чернь рукоплескала:
Нам сердце на штыки позволил взять Пилат,
И сердце биться перестало!
И укоризненно мелькает эта тень,
Где зданий красная подкова;
Как будто слышу я в октябрьский тусклый день:
Вязать его, щенка Петрова!
Среди гражданских бурь и яростных личин,
Тончайшим гневом пламенея,
Ты шел бестрепетно, свободный гражданин,
Куда вела тебя Психея.
И если для других восторженный народ
Венки свивает золотые —
Благословить тебя в далекий ад сойдет
Стопами легкими Россия.
Ноябрь 1917
Владимир Петрушевский (1891 - 1961, Сидней):
НОВЫЙ 1918 ГОД
Год наступает голодный,
В центре России война,
Стонет от власти "народной"
Наша родная страна.
В зареве грозных пожаров
Тени шакалов снуют,
Дикие банды вандалов
Цепи России куют.
Подняли брата на брата
Вихри безумных идей,
Отдана щедрая плата
Замыслу кучки людей.
Грезы о счастье в тумане,
Стонет и плачет народ –
Он получил "на экране"
Хартию русских свобод.
1917
Владимир Маяковский ( 1891 -1930):
ЛЕВЫЙ МАРШ
Разворачивайтесь в марше!
Словесной не место кляузе.
Тише, ораторы!
Ваше
слово,
товарищ маузер.
Довольно жить законом,
данным Адамом и Евой.
Клячу истории загоним.
Левой!
Левой!
Левой!
Эй, синеблузые!
Рейте!
За океаны!
Или
у броненосцев на рейде
ступлены острые кили?!
Пусть,
оскалясь короной,
вздымает британский лев вой.
Коммуне не быть покоренной.
Левой!
Левой!
Левой!
Там
за горами горя
солнечный край непочатый.
За голод
за мора море
шаг миллионный печатай!
Пусть бандой окружат нанятой,
стальной изливаются леевой,-
России не быть под Антантой.
Левой!
Левой!
Левой!
Глаз ли померкнет орлий?
В старое станем ли пялиться?
Крепи
у мира на горле
пролетариата пальцы!
Грудью вперед бравой!
Флагами небо оклеивай!
Кто там шагает правой?
Левой!
Левой!
Левой!
1918
***
ГЕРОИ И ЖЕРТВЫ РЕВОЛЮЦИИ
Герои
Рабочий
Стали орлы из рабов.
Отчего?
Спроси рабочего.
Красноармеец
Если красное знамя рдеется,
если люди дорвались до света,
это дело красноармейца,
первой опоры Совета.
Батрак
Эх! и потрудилась для дела свобод рука
батрака.
Матрос
Потрудился в октябре я,
день и ночь буржуев брея.
Швея
Довольно купчихам строчить тряпицы.
Золотом знамя теперь расшей-ка!
Октябрь идет, пора торопиться.
Вперед, швейка!
Прачка
Довольно поотносились ласково,
заждались Нева, Фонтанка и Мойка.
Прачка! Буржуя иди прополаскивать!
Чтоб был белее, в Неве промой-ка!
Автомобилист
Если белогвардеец задрожит, как лист,
и кучи его рассыплются, воя, —
это едет автомобилист
машиной броневою.
Телеграфист
Это я о врагах — где конный, где пеший —
восставшим товарищам слал депеши.
Железнодорожник
Ни сайка не достанется, ни рожь никому,
коли забудем железнодорожника мы.
Жертвы
Заводчик
Резвясь, жила синица-птица
за мо? рем и за во? дами.
И день и ночь бедняге снится,
как он владел заводами.
Банкир
Все буржуи в панике —
отобрали банки.
Долю не найдешь другую
тяжелей банкирочной —
встал, селедками торгуя,
на углу у Кирочной.
Помещик
У кого кулак, как пуд?
Кто свиньи щекастей?
Отобрали всё, — капут
помещичьей касте.
Кулак
Бочки коньяку лакал,
нынче сдох от скуки ж.
И теперь из кулака
стал я просто кукиш.
Барыня
Расстрелялись парни,
беспокойство барыне.
Надоел хозяйке пост,
самолично стала в хвост.
Поп
Развевались флаги ало
по России-матушке.
Больше всех попам попало,
матушке и батюшке.
Бюрократ
Сидел себе, попивал и покрадывал.
Упокой, господи, душу бюрократову.
Генерал
И честь никто не отдает,
и нет суконца алого, —
рабочему на флаг пошла
подкладка генералова.
Купец
Эх, пойду, мои отцы,
с горя нализаться я.
Света близятся концы —
национализация.
1918 г.
Илья Эренбург ( 1891 -1967):
ОДА (БРОЖУ ПО ПЛОЩАДЯМ...)
(Писано в сентябре 1918 года)
Брожу по площадям унылым, опустелым.
Еще смуглеют купола и реет звон едва-едва,
Еще теплеет бедное тело
Твое, Москва.
Вот уж всадники скачут лихо.
Дети твои? или вороны?
Близок час, ты в прах обратишься —
Кто? душа моя? или бренный город?
На север и на юг, на восток и на запад
Длинные дороги, а вдоль них кресты.
Крест один — на нем распята,
Россия, ты!
Гляжу один, и в сердце хилом
Отшумели дни и закатились имена.
Обо всем скажу я — это было,
Только трудно вспоминать.
Что же! Умирали царства и народы.
В зыбкой синеве
Рассыпались золотые звезды,
Отгорал великий свет.
Родина, не ты ли малая песчинка?
О душа моя, летучая звезда,
В этой вечной вьюге пролетаешь мимо,
И не всё ль равно куда?
Говорят — предел и революция.
Слышать топот вечного Коня.
И в смятеньи бьются
Над последнею страницей Бытия.
Вот и мой конец — я знаю.
Но, дойдя до темной межи,
Славлю я жизнь нескончаемую,
Жизнь, и только жизнь!
Вы сказали — смута, брань и войны,
Вы убили, забыли, ушли.
Но так же глубок и покоен
Сон золотой земли.
И что все волненья, весь ропот,
Всё, что за день смущает вас,
Если солнце ясное и далекое
Замрет, уйдет в урочный час.
Хороните нового Наполеона,
Раздавите малого червя —
Минет год, и травой зеленой
Зазвенят весенние поля.
Так же будут шумные ребята
Играть и расти, расти, как трава,
Так же будут девушки в часы заката
Слушать голос ветра и любви слова.
Сколько, сколько весен было прежде?
И кресты какие позади?
Но с такой же усмешкой нежной
Мать поднесет младенца к груди.
И когда земля навек остынет,
Отцветут зеленые сады,
И когда забудется даже грустное имя
Мертвой звезды, —
Будет жизнь цвести в небесном океане,
Бить струей золотой без конца,
Тихо теплеть в неустанном дыхании
Творца.
Ныне, на исходе рокового года,
Досказав последние слова,
Славлю жизни неизменный облик
И ее высокие права.
Был, отцвел — мгновенная былинка...
Не скорби — кончая жить.
Славлю я вовек непобедимую
Жизнь.
Сентябрь 1918, Москва
Иван Бунин (1880 - 1953, Париж) :
22 ДЕКАБРЯ 1918 ГОДА
И боль, и стыд, и радость. Он идет,
Великий день, — опять, опять варягу
Вручает обезумевший народ
Свою судьбу и генную отвагу.
Да будет так. Привет тебе, варяг.
Во имя человечности и Бога,
Сорви с кровавой бойни наглый стяг.
Смири скота, низвергни демагога.
Довольно слез, что исторгал злодей
Под этим стягом «равенства и счастья»!
Довольно площадных вождей и мнимого народовластья!
1918, Одесса
Сергей Есенин ( 1895 - 1925 ):
КАНТАТА
Спите, любимые братья,
Снова родная земля
Неколебимые рати
Движет под стены Кремля.
Новые в мире зачатья,
Зарево красных зарниц...
Спите, любимые братья,
В свете нетленных гробниц.
Солнце златою печатью
Стражем стоит у ворот...
Спите, любимые братья,
Мимо вас движется ратью
К зорям вселенским народ.
1918
***
РУСЬ СОВЕТСКАЯ
А. Сахарову
Тот ураган прошел. Нас мало уцелело.
На перекличке дружбы многих нет.
Я вновь вернулся в край осиротелый,
В котором не был восемь лет.
Кого позвать мне? С кем мне поделиться
Той грустной радостью, что я остался жив?
Здесь даже мельница - бревенчатая птица
С крылом единственным - стоит, глаза смежив.
Я никому здесь не знаком,
А те, что помнили, давно забыли.
И там, где был когда-то отчий дом,
Теперь лежит зола да слой дорожной пыли.
А жизнь кипит.
Вокруг меня снуют
И старые и молодые лица.
Но некому мне шляпой поклониться,
Ни в чьих глазах не нахожу приют.
И в голове моей проходят роем думы:
Что родина?
Ужели это сны?
Ведь я почти для всех здесь пилигрим угрюмый
Бог весть с какой далекой стороны.
И это я!
Я, гражданин села,
Которое лишь тем и будет знаменито,
Что здесь когда-то баба родила
Российского скандального пиита.
Но голос мысли сердцу говорит:
"Опомнись! Чем же ты обижен?
Ведь это только новый свет горит
Другого поколения у хижин.
Уже ты стал немного отцветать,
Другие юноши поют другие песни.
Они, пожалуй, будут интересней -
Уж не село, а вся земля им мать".
Ах, родина! Какой я стал смешной.
На щеки впалые летит сухой румянец.
Язык сограждан стал мне как чужой,
В своей стране я словно иностранец.
Вот вижу я:
Воскресные сельчане
У волости, как в церковь, собрались.
Корявыми, немытыми речами
Они свою обсуживают "жись".
Уж вечер. Жидкой позолотой
Закат обрызгал серые поля.
И ноги босые, как телки под ворота,
Уткнули по канавам тополя.
Хромой красноармеец с ликом сонным,
В воспоминаниях морщиня лоб,
Рассказывает важно о Буденном,
О том, как красные отбили Перекоп.
"Уж мы его - и этак и раз-этак,-
Буржуя энтого... которого... в Крыму..."
И клены морщатся ушами длинных веток,
И бабы охают в немую полутьму.
С горы идет крестьянский комсомол,
И под гармонику, наяривая рьяно,
Поют агитки Бедного Демьяна,
Веселым криком оглашая дол.
Вот так страна!
Какого ж я рожна
Орал в стихах, что я с народом дружен?
Моя поэзия здесь больше не нужна,
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.
Ну что ж!
Прости, родной приют.
Чем сослужил тебе, и тем уж я доволен.
Пускай меня сегодня не поют -
Я пел тогда, когда был край мой болен.
Приемлю все.
Как есть все принимаю.
Готов идти по выбитым следам.
Отдам всю душу октябрю и маю,
Но только лиры милой не отдам.
Я не отдам ее в чужие руки,
Ни матери, ни другу, ни жене.
Лишь только мне она свои вверяла звуки
И песни нежные лишь только пела мне.
Цветите, юные! И здоровейте телом!
У вас иная жизнь, у вас другой напев.
А я пойду один к неведомым пределам,
Душой бунтующей навеки присмирев.
Но и тогда,
Когда во всей планете
Пройдет вражда племен,
Исчезнет ложь и грусть,-
Я буду воспевать
Всем существом в поэте
Шестую часть земли
С названьем кратким "Русь".
1924
***
КАПИТАН ЗЕМЛИ
Еще никто
Не управлял планетой,
И никому
Не пелась песнь моя.
Лишь только он,
С рукой своей воздетой,
Сказал, что мир —
Единая семья.
Не обольщен я
Гимнами герою,
Не трепещу
Кровопроводом жил.
Я счастлив тем,
Что сумрачной порою
Одними чувствами
Я с ним дышал
И жил.
Не то что мы,
Которым все так
Близко,—
Впадают в диво
И слоны...
Как скромный мальчик
Из Симбирска
Стал рулевым
Своей страны.
Средь рева волн
В своей расчистке,
Слегка суров
И нежно мил,
Он много мыслил
По-марксистски,
Совсем по-ленински
Творил.
Нет!
Это не разгулье Стеньки!
Не пугачевский
Бунт и трон!
Он никого не ставил
К стенке.
Все делал
Лишь людской закон.
Он в разуме,
Отваги полный,
Лишь только прилегал
К рулю,
Чтобы об мыс
Дробились волны,
Простор давая
Кораблю.
Он — рулевой
И капитан,
Страшны ль с ним
Шквальные откосы?
Ведь, собранная
С разных стран,
Вся партия его —
Матросы.
Не трусь,
Кто к морю не привык:
Они за лучшие
Обеты
Зажгут,
Сойдя на материк,
Путеводительные светы.
Тогда поэт
Другой судьбы,
И уж не я,
А он меж вами
Споет вам песню
В честь борьбы
Другими,
Новыми словами.
Он скажет:
«Только тот пловец,
Кто, закалив
В бореньях душу,
Открыл для мира наконец
Никем не виданную
Сушу».
17 января 1925, Батум
Михаил Светлов (1903 - 1964):
РУСЬ
Хаты слепо щурятся в закат,
Спят дороги в беспробудной лени...
Под иконой крашеный плакат
С Иисусом спорит о спасеньи.
Что же, Русь, раскрытые зрачки
Позастыли в бесконечной грусти?
Во саду ль твоем большевики
Поломали звончатые гусли?
Иль из серой, пасмурной избы
Новый, светлый Муромец не вышел?
Иль петух кровавый позабыл
Запалить твои сухие крыши?
Помню паленой соломы хруст,
Помню: красный по деревне бегал,
Разбудив дремавшую под снегом,
Засидевшуюся в девках Русь.
А потом испуганная лень
Вкралась вновь в задымленные хаты.
Видно, красный на родном селе
Засидевшуюся в девках не сосватал.
По сожженным пням издалека
Шел мужик все так же помаленьку...
Те же хаты, та же деревенька
Так же слепо щурились в закат.
Белеют босые дорожки,
Сверкает солнце на крестах...
В твоих заплатанных окошках,
О Русь, все та же слепота.
Но вспышки зарев кто-то спрятал
В свою родную полосу,
И пред горланящим плакатом
Смолкает бледный Иисус.
И верю, Русь, Октябрьской ночью
Стопой разбуженных дорог
Придет к свободе в лапоточках
Все тот же русский мужичок.
И красной лентой разбежится
Огонь по кровлям серых хат...
И не закрестится в закат
Рука в щербленой рукавице.
Слышит Русь, на корточки присев,
Новых гуслей звончатый напев
И бредет дорожкой незнакомой,
Опоясана декретом Совнаркома.
Выезжает рысью на поля
Новый, светлый Муромец Илья,
Звонко цокают железные подковы...
К серым хатам светлый держит слово.
Звезды тихо сумерками льют
И молчат, заслушавшись Илью.
Новых дней кровавые поверья
Слышат хаты... Верят и не верят...
Так же слепо щурятся в закат
Окна серых утомленных хат,
Но рокочут звончатые гусли
Над тревожно слушающей Русью.
1921
Николай Оцуп (1899-1972, Париж):
Счет давно уже потерян.
Всюду кровь и дальний путь.
Уцелевший не уверен -
Надо руку ущипнуть.
Все тревожно. Шорох сада.
Дома спят неверным сном.
"Отворите!" Стук приклада,
Ветер, люди с фонарем.
Я не проклинаю эти
Сумасшедшие года -
Все явилось в новом свете
Для меня, и навсегда.
Мирных лет и не бывало,
Это благодушный бред.
Но бывает слишком мало
Тех - обыкновенных - бед.
И они, скопившись, лавой
Ринутся из всех щелей,
Озаряя грозной славой
Тех же маленьких людей.
"Счет давно уже потерян...", 1922
***
Где снегом занесенная Нева,
И голод, и мечты о Ницце,
И узкими шпалерами дрова,
Последние в столице.
Год восемнадцатый и дальше три,
Последних в жизни Гумилева,
Не жалуйся, на прошлое смотри,
Не говоря ни слова.
Где снегом занесенная Нева,
И голод, и мечты о Ницце,
И узкими шпалерами дрова,
Последние в столице.
"Где снегом занесенная Нева,..." 1926
Игорь Северянин (1887-1941, Таллин):
НАРОДНЫЙ СУД
Я чувствую близится судное время:
Бездушье мы духом своим победим,
И в сердце России пред странами всеми
Народом народ будет грозно судим.
И спросят избранники – русские люди –
У всех обвиняемых русских людей:
-За что умертвили они в самосуде
Цвет яркий культуры отчизны своей,
Зачем православные Бога забыли,
Зачем шли на брата , рубя и разя?
И скажут они: -Мы обмануты были,
Мы верили в то, во что верить нельзя.
И судьи умолкнут с печалью любовной,
Проверив себя в неизбежный черед.
И спросят : -Но кто же зачинщик виновный?
И будет ответ: -Виноват весь народ.
Он думал о счастье отчизны родимой,
Он шел на жестокость во имя любви. . .
И судьи воскликнут: -Народ подсудимый!
Ты нам неподсуден: мы - дети твои!
Мы – часть твоя, плоть твоя, кровь твоя, грешный,
Наивный, стремящийся вечно вперед,
Взыскующий Бога в Европе кромешной,
Счастливый в несчастье, великий народ!
1925
Иван Савин (1899-1927, Хельсинки)
НОВЫЙ ГОД
Никакие метели не в силах
Опрокинуть трехцветных лампад,
Что зажег я на дальних могилах,
Совершая прощальный обряд.
Не заставят бичи никакие,
Никакая бездонная мгла
Ни сказать, ни шепнуть, что Россия
В пытках вражьих сгорела дотла.
Исходив по ненастным дорогам
Всю бескрайнюю землю мою,
Я не верю смертельным тревогам,
Похоронных псалмов не пою.
В городах, ураганами смятых,
В пепелищах разрушенных сел
Столько сил, столько всходов богатых,
Столько тайной я жизни нашел.
И такой неустанною верой
Обожгла меня пленная Русь,
Что я к Вашей унылости серой
Никогда, никогда не склонюсь!
1925, из сб. "ладонка"
***
Все это было. Путь один
У черни нынешней и прежней,
Лишь тени наших гильотин
Длинней упали и мятежней.
И бьется в хохоте и мгле
Напрасной правды наше слово
Об убиенном короле
И мальчиках Вандеи новой.
Всю кровь с парижских площадей,
С камней и рук легенда стерла,
И сын убогий предал ей
Отца раздробленное горло.
Все это будет. В горне лет
И смрад, и блуд, царящий ныне,
Расплавятся в обманный свет.
Петля отца не дрогнет в сыне.
И крови нашей страшный грунт
Засеяв ложью, шут нарядный
Увьет цветами - русский бунт,
Бессмысленный и беспощадный
"Все это было. Путь один...", 1925
Николай Асеев (1889 - 1963):
ВРЕМЯ ЛЕНИНА
Время Ленина светит и славится,
годы Ленина — жар революций;
вновь в их честь поднимаются здравицы,
новые песни им во славу поются.
Ленина голос — весенних ладов —
звучным, могучим звенел металлом;
даль деревень, ширь городов,
словно по воздуху, облетал он.
Разум народный с ним был заодно,
только враги его не выносили;
нам же он был бесконечно родной —
в ясности, в яркой правдивости, в силе.
Люди входили подвигом памятным
в темное царство — светом луча,
но убедил весь народ стать грамотным
только светлый ум Ильича.
Всем, его правду слушать охочим,
силу тройную давал он бойцам:
«Землю — крестьянам, заводы — рабочим,
мир — хижинам, война — дворцам!»
Время ложится на плечи, как бремя,
но отошедшее далеко
ленинское неповторимое время
помнится радостно и легко.
1960
Владимир Высоцкий ( 1938 - 1980 ):
КОГДА НАШИ УСТОИ УРОДСКИЕ...
Когда наши устои уродские
Разнесла революция в прах,
Жили-были евреи Высоцкие,
Неизвестные в высших кругах.
1961
Евгений Евтушенко (1932 - 2017):
КОГДА МУЖИКИ РЯБОЛИЦЫЕ
Когда мужики ряболицые,
папахи и бескозырки,
шли за тебя,
революция,
то шли они бескорыстно.
Иные к тебе привязывались
преданно,
честно,
выстраданно.
Другие к тебе примазывались —
им это было выгодно.
Они,
изгибаясь,
прислуживали,
они,
извиваясь,
льстили
и предавали при случае —
это вполне в их стиле.
Гладеньки,
бархатисты,
плохого не порицали,
а после —
шли в бургомистры,
а после —
шли в полицаи.
Я знаю эту породу.
Я сыт этим знаньем по горло.
Они
в любую погоду —
такие,
как эта погода.
Им,
кто юлит, усердствуя,
и врет на собраньях всласть,
не важно,
что власть Советская,
а важно им то,
что власть.
А мне
это очень важно
и потому тревожно.
За это я умер бы
дважды
и трижды —
если бы можно!
Пусть у столов они вьются,
стараются —
кто ловчее.
Нужны тебе,
революция,
солдаты,
а не лакеи.
Улыбка лакея приятельская —
он все, что угодно, подаст.
Душа у лакея предательская —
он все, что угодно, продаст.
Солдаты —
народ нельстивый,
ершистый они народ.
Солдат перед ложью не стихнет,
солдат на других не наврет.
Ершистые и колючие,
сложная ваша участь.
Какие обиды горючие
терпели вы за колючесть!
Вы столько их получали,
столько на вас плели.
Но шли вы куда —
в полицаи?—
Вы в партизаны шли!
Как те мужики ряболицые,
папахи и бескозырки,—
шли вы
за революцию,
шли умирать бескорыстно.
За ваше служение истине,
за верность ей в годы бед
считаю
вас коммунистами —
партийные вы или нет.
В бою вы за правду пали.
Вступаю за вами в бой,
и, беспартийный парень,
я,
революция,
твой!
Излишне меня обижают —
но это не страшно мне.
Излишне меня обожают —
и это не страшно мне.
Не страшно,
что плохо любится,
что грустен, как на беду.
Мне страшно,
что революцию
хоть в чем-нибудь подведу.
Мне еще много помучиться,
но буду прям до конца,
и из меня не получится
вкрадчивого льстеца.
И пусть не в пример неискренним,
рассчитанным чьим-то словам:
«Считайте меня коммунистом!» —
вся жизнь моя скажет вам.
1967
Николай Добронравов ( р.1928 ):
СЫНОВЬЯ РЕВОЛЮЦИИ
Снова рядом со мной образ вечно живой –
Революции сын, комиссар молодой.
Он в последнюю ночь перед казнью не спит,
Он в грядущие дни, как влюблённый, глядит…
И в час, грозою опалённый,
Раздумий и сомнений час,
Я слышу голос отдалённый
«Я так надеялся на вас!»
Город детства во мгле, и деревни в золе,
И Гастелло летит к побледневшей земле.
И пока не вонзился он в пламя и дым,
Наш сегодняшний день промелькнёт перед ним.
И в час, грозою опалённый,
Раздумий и сомнений час,
Мы слышим голос непреклонный:
«Я так надеялся на вас!»
Ни покоя, ни сна нам мечта не даёт!
Королёв неуступчиво смотрит вперёд.
Космонавт завершает последний парад,
И сквозь годы и звёзды летит его взгляд. Вариант:
Нас к иным берегам дальний космос влечёт.
И в час, грозою опалённый,
Раздумий и сомнений час,
Мы слышим голос окрылённый:
«Друзья! Надеемся на вас!»
Мы надежды борцов не посмеем предать,
Красоту революции нам утверждать.
Мы – наследники честных и пламенных слов,
И великой любви, и смертельных боёв.
И в час, грозою опалённый,
Раздумий и сомнений час,
Великой правдой озарённый,
Весь мир надеется на нас!
1977
Михаил Каиров (р. 196.? ):
Что за дивный рассвет над Москвою-рекой?
То ль заря, то ль пожар, то ль сиянье церквей...
Что за страшный пожар над Россией-страной?
Ты ли, Родина, режешь своих сыновей?
Что же слышно окрест? Иль мерещится мне:
То ли колокол бьёт, то ли залпы звенят...
То Егорий, на белом возникнув коне,
Собирает под русские стяги отряд.
И знамена России взмываются ввысь –
И державный трехцвет, и Андревский стяг,
И проходят войска, уходя на века,
По брусчатке булыжной печатая шаг.
А матросы в бушлатах сшибают орлов
И срывают знамёна, кидают их в грязь.
И рабочие с Пресни громят юнкеров,
И расстрелян в ЧК их сиятельство князь.
А государь-император злодейски убит
И голодные вороны кличут с крестов...
Где ж ты символ России? Ты напрочь забыт,
Ты растоптан полками латышских стрелков
А в России вовсю полыхает война –
От Романов-на-Мурман до жарких степей.
И от крови людской издыхает страна
Безвозвратно теряя своих сыновей
И сквозь пламень и дым, сквозь лихую пальбу
В белой дымке за нами Россия встаёт,
Та, которой сломал, искалечил судьбу
Этот грозный кровавый семнадцатый год.
"Что за дивный рассвет над Москвою-рекой?...",
1989
АВТОР НЕИЗВЕСТЕН
ПАМЯТИ РУССКОГО ХОЛОКОСТА
Опять зазывают «мессии»
К поблекшим шелкам кумача
Уже позабыла Россия
Лукавый прищур Ильича?
Уже позабыла родная
Всполохи пожаров станиц
Как пела шрапнель убегая
На отблески дальних зарниц?
И эхо восставших из ада
Вдыхало чеканку подков
И брат выходил против брата
Под дула латышских стрелков
В последнем соленом прикуре
Спекалась на солнце душа
А стая картавых тужурок
Пьянела, отравой дыша
Размах революций неистов
На шеях фонарных столбов
Расстрельные списки чекистов
Плясали под посвист ветров
Гуляла коса на распутье
Сверяясь с часами Москвы
Бросая пригоршнями судьбы
Под глину в дорожные рвы
Срывались кресты и погоны
Под ливень свинцовых дождей
И наземь летели иконы
На радость картавых вождей
Подвал в револьверных распевах
И хрип прерывают штыки
По лужам от крови царевен
Скользили в ночи сапоги
Ликует до дрожи в коленках
Веселый чекист-комиссар
А надпись в подвале на стенке-
На идиш: «Убит Валтазар»
Какая короткая память
Кому интересно теперь
Отчаянный голод Кубани
И трупы поволжских детей
На драму натянуты шторы
И кости истлели в земле
Лишь цепи огней Беломора
Лениво мерцают во мгле…
1930-е?
17 октября - 4 ноября 2017г
Картинка из Интернета