За открытым окном у кого листва, у кого ютуб. У меня – написано чёрным
по белому то, что ложью есть всякое изречённое
слово. Исключение – всеобъемлющий х..й на стенах.
Это символ эпохи, мечтавшей о переменах,
получившей мемы и Киселёва. Дух прошедшего века бродит
по страницам сети и истории. Говоря о моей свободе –
можно мирно гулять вдоль мёртвой реки: лёгкий ветер листву качает,
солнечный день, тепловой удар, упокойные свечи каштана,
на кого ни посмотришь — овощ, лишённый корня.
Так и я: на глазах покой, на душе покойники,
только и делать теперь, что слоняться без дела
да плыть по течению собственным трупом. Седеют
на висках непечатные, ненапечатанные трустори,
да и грош им цена, только шлюхи чего-то стоят.
И того, что я не скажу ты, естественно, не услышишь.
Это письмо от твоей, возлюбленный, злобной бывшей
писано по забитой крошками клаве на синем экране смерти.
Почему-то вокруг всё меньше бумаги, всё больше хлеба.
И немые, всё видя, молчат; остальные, им внемля, вторят.
Эта сытая жизнь за плоскостью монитора –
просто кладбище тех, кого об неё сломало.
Мы сосём у реальности, проглатываем слова и
привыкаем к молчанию, как к хронической боли в горле.
Вот и вся свобода, исключая х..и на заборе.