Окутанный дымкой смеется Бештау,
Ему отвечает Машук.
На узкой дороге, забывшей о Боге,
Копыт раздается лишь стук.
Мчит всадник косматый навстречу закату,
Смеется в закрученный ус.
Вот завтра приеду, умоюсь с дороги
И в полдень уж точно женюсь.
Невеста молчит, отвернувшись к иконам.
Чужой для нее светлый лик.
Враждебным ей кажется дом незнакомый,
И чужд незнакомый язык
Но смотрят серьезно красивые очи,
Смиряясь с коварной судьбой.
Ее не спасет наступление ночи,
И станет горянка женой.
Украли вчера молодую казачку,
Что стало с ней в грозных горах?
Ответным ударом да в бешеной скачке
Горянку увозят впотьмах.
Крестили Марией и в белых одеждах
Под руки вели к алтарю.
Стояла, потупив лишь взор, молчаливо,
Свою проклинала судьбу.
Промчались года, постарела, привыкла.
Уж внуков в станице не счесть.
Старуха Мария, была ли счастливой
Одна из невольниц-невест?
Вся жизнь пронеслась словно в скачке галопом,
Но помнят горянки глаза
Казачку, что скрылась в бурлящем потоке
И поднялась в небеса.
В кишлак ее привели ранним утром.
Продать собирались в гарем.
Но гордая дева смогла увернуться
И бросилась в реку. Зачем?
Была бы сейчас такой же старухой,
И внуков в ауле б - не счесть.
Но выбрала смерть. Горькой жизни в неволе
Дороже была ее честь.