Молчал прокуратор, бессилен и хвор,
Как сломленный пленник.
И солнце твердило ему приговор,
И первосвященник.
Что власть, игемон? Слишком тонкая нить,
Лишь сгусток обмана...
Что сделает он, коль решил отпустить
Синод Вар-раввана?
Казнят Иешуа. Как разбойника. Гнев,
Тяжёлою плесной
Сдавил его горло. И боль, нараспев,
Взмолилась:
- Мне тесно!
Измучен - промолвил Пилат. - Не жарой,
То вытерпеть можно.
А тестно, Каифа, мне рядом с тобой.
Ты видишь, мне тошно.
Чтоб был - не того ли желает ваш Бог? -
Казнён, как мошенник,
Мальчишка!.. А ты бы себя поберёг.
Да, первосвященник.
О, что ты! Я ль стану тебе угрожать?
Кидаться словами?
Каифа, придётся за всё отвечать,
Что попрано вами!
Да, кесарь узнает о вашем суде,
Преступном и странном.
И быть, о Каифа, безмерной беде -
За жизнь Вар-раввана!
Твой город погрязнет в пучине смертей -
И сгинет. А после...
Тогда-то ты вспомнишь о жертве своей -
Безумце Га-Ноцри!
Казалось, вндрился воинственный бред
В их тёмные души,
Но ветру подобен был тихий ответ,
В спокойном:
- Послушай.
Не слышишь ли ты, как бунтует народ -
Чернь Ершалаима?
И бунт этот власти угрозу несёт -
И нашей, и Рима.
Всё более говор их ужесточён,
И всё беспокойней...
И кто предводитель их был, игемон?
Кто? Жалкий разбойник?
Смотри, прокуратор! Пойми, наконец
Простую идею -
Не мир нам принёс этот странный юнец,
Что из Галлилеи!
Не будет нам мира, покуда он здесь,
Покуда он дышит!
Кипит и бунтует народная спесь,
Послушай!
- Я слышу.
Что ж, мы увлеклись. Утверждён приговор.
Да, первосвещенник...
Умолк прокуратор, бессилен и хвор,
Как сломленный пленник...