Проспект забит людьми - праздник сегодня.
Повсюду диалоги, отдающие вином,
И всякая случайная красотка
Даёт глазом понять, что быть приличным - ни о чём;
Вульгарный смех, скрывающий проблемы,
На вкус, как сахар, в этот день шальной,
А я вот не здороваюсь со всеми -
(Мои руки в крови) парфюм дурной.
Увесисто шагая черным вороном
И натянувши шляпу так, что я не вижу лиц,
Иду, обремененный праздным гомоном,
Спеша скорее по проспекту вниз:
Здесь грязно. Только сплетни и пустоты
Душ человеческих, залитые огнём,
И если не просторы (для чужих мучений) для работы,
Не вел бы сказ про сей отчуждый городок.
Шум праздный стих давно, покрытый гнилью,
Шагаю к падали, по адресу спешу:
Опаздывать - уж очень некрасиво,
А Божьему Судье и вовсе ни к чему.
Вот Он... Я замер - нет, так не бывает:
Передо мною будто во плоти сам Купидон!
И руки на сей раз узнают, каков на вкус Ангел,
Тот падший Ангел, грех вкушавший день за днем...
Проспектово убранство, так любимое никем,
Сияет ярче, будто легче стало.
Во рту металла вкус, знакомый до слез мне,
Но этого вкуснее не бывало -
Он, содрогаясь, будто бы истек святой водой:
Алый нектар из уст самого Бога,
И третий день брожу я сам не свой,
Царапанный выедающей тревогой.
Уже после недельной передышки
И полного безумия моей бездушной сути
Вкус Ангела запомнился невинным слишком,
Будто имел Он выбор, как пред перепутьем.
Я знал: просчет не мог со мною статься,
Что-то имелось в этом вторым дном...
А много лет спустя своей черной старостью
Со всем давно знакомый, я познал одно:
Раскаяния вкуса слаще нет,
Пусть горький грех мне медом и казался,
И, Богом став, Чистилищем заправив, знал ответ -
Пролил святой водой Он мир - во всём признался.
Бремя невинности Его (и винности моей)
Тащилось по проспекту, вызывая общий смех.
Я говорю: раскаянье не страшно для людей,
Есть страх, что зло вкусивши, ты полюбишь этот грех.