Она была красива, как картинка,
А грудь ее - про то отдельный сказ.
Она любила очень Хампердинка,
А он ведь, грешным делом, педераст.
А я таскал продукты только с рынка,
За каждый чих платил ей по рублю.
Мы перед сном крутили Хампердинка,
Хоть педерастов с детства не люблю.
Я грудь её ласкал, что твой Давинчи!
Ей богу, братцы, я ведь не шучу.
Я был тогда в раю, а нынче
За классику по счётчику плачу.
Однажды я пришел с работы рано,
И чую, в доме пахнет мужиком.
Я стиснул нож, не вынув из кармана.
Решил, мол, разберусь, а уж потом…
Она гоняла старую пластинку,
И томно ворковала: «Ай, лав ю.
Мы с Анатолем крутим Хампердинка.
Ты знаешь, милый я его люблю».
Я вылетел за дверь, в мозгу вендетта.
Я скрежетал зубами, как вандал.
Хотя, она была вполне одета,
Но,явно,нарывалась на скандал.
Я сел за руль, и газанул я с места.
Вскипел мотор, а я слегка остыл.
Она ведь мне жена, а не невеста,
А я её ни разу не учил.
Вот еду, а в ушах рычит лезгинка -
Грузин обидеть вовсе не хочу.
Подсела пышногрудая блондинка:
«Шеф, двигай, я как надо заплачу».
Качу я дальше с дьявольской ухмылкой,
Баранку, как положено, кручу.
А в спину мне подсевшая блондинка:
«Включите Хампердинка. Я плачу»!
Тут из орбит полезли оба глаза.
Я тихий – тихий, но меня не трожь.
И я, как бешеный взревел: «Зараза»!
И выхватил я острый финский нож.
Его с войны привёз ещё мой батя,
А как он выжил, то отдельный сказ.
Мой батя воевал в дисбате.
Конкретный был мужик - не педераст.
Ах, как она забилась, заорала.
Да, я её б не тронул. Это факт!
Но тут в глаза мне фары самосвала.
Я крутанул направо в крайний ряд.
А там, в кустах, как водится, с радаром.
Гаишника я бампером задел,
И вот теперь я парюсь здесь на нарах,
А Хампердинк ни разу не вспотел.
Вращается тюремная пластинка -
Фуфайки шью, курю и чифирю,
А встречу когда выйду Хампердинка,
И я его, пожалуй, замочу.
Я только с виду тихий, как картинка,
А как напьюсь в глазах сплошной туман.
Страна лишится Тольки Хампердинка,
Но есть ещё ведь Лёха, блин, Татлян!