Она ему в слезах писала,
про всё, о всяких глупостях.
Её собака искусала,
когда она была в гостях.
Что жизнь такая злая штука,
хоть пой, хоть смейя, чаще ной!
Что без него не жизнь, а мука!
Была собака бешеной!
Что было ей в ту ночь не жалко,
себя швырнуть в его кровать,
что он оставил зажигалку,
и что её забрала мать.
Что вот она, мол, не давалка,
как он про то подумал! Фу!
И, что его, мол, зажигалка,
лежит в прихожей на шкафу.
Ещё писала про колготки,
что жаль они ей велики,
что есть еще две, три селедки,
но очень хочется трески!
Что на лице прыщи созрели!
Сколько ни мажь - хоть волком вой!
Сказал ей фельтшер Метервели,
прыщи - от жизни половой!
Верней с того, что её нету,
а в ней созрело всё давно!
Как ей одной настроить эту,
жизнь половую,как в кино?
В конце письма как бы приписка:
«Изнемогаю, голубок!
Люблю тебя! Твоя Лариска!
Прислать ли спичек коробок?
Или приедь опять на свалку,
где всяка свалена херня!
Потом со шкафа зажигалку,
возьмешь! А после и меня!
Поспели лютики на поле,
и новый прыщик на губе.
Т ебе пишу-чего же боле?
Так выслать спичек ли тебе?»