Насколько я знаю, в годы позднего СССР в его СП состояло около 10 тысяч членов: примерно 7 тысяч прозаиков и 3 тысячи поэтов. Многих ли из тех поэтов мы помним? И, вообще, возможно ли помнить многих (или даже большинство) из такого количества? Наверное, в принципе, возможно. Ведь обладают же некоторые люди феноменальной памятью на имена и не только на них. А в небольших городах люди с хорошей зрительной памятью знают почти всех горожан, выходящих на' люди, в лицо. Но упомянутому процессу литературного узнавания могло бы изрядно помочь, если большинство авторов-поэтов, из этих 3-х тысяч, были бы ощутимо талантливы. Но, к сожалению, этого не наблюдалось. В то же время определённые рамки цеховых правил препятствовали откровенным бездарностям находиться в составе такой серьёзной организации как СП или же печатать откровенно слабые книги, изобилующие провальными произведениями, находящимися ниже какого-то допустимого уровня ("ниже плинтуса"). Какие же механизмы руководили процессами внутренней селекции? Очень многое здесь делали редакторы (для республик Азии - ещё и переводчики, которые, впрочем, во многих случаях могли и ухудшать, примитизировать исходные тексты). Произведения просеивались. Совсем некачественные или идеологические неприемлемые убирались из поля рассмотрения. То что оставалось, зачастую было подтянуто за' уши соединёнными усилиями редактирующих специалистов, более продвинутых собратьев по перу (иным из них давали своеобразную общественную нагрузку помогать слабейшим, быть как бы их шефами) и самих "вытягиваемых" авторов. Я говорю, конечно, о довольно бесталанных авторах, которых и было большинство. Бесталанность превалировала по двум-трём причинам. 1. Это закон природы: все в большой группе не могут быть впереди или лучшими. 2. Государственной системе не было выгодно наличие многих талантов, ими сложнее управлять, манипулировать. 3. Система в качестве рычагов воздействия использовала и зависть менее одарённых, иной раз натравливая стаю на одиночек.
В силу многих причин была создана некая ментальная планка долженствующего версификационного уровня (причём, в разных стилях), роднящая псевдопоэтическое "политсектанство" с другими видами подобных систем. Каковы же были и есть его ("п/с-ва") основные признаки? - Резко снижается живая энергия слова, весьма уменьшается способность к духовной и внимательной работе с ним, смысло-образные лакуны заполняются целым рядом клише. Словосочетания, эпитеты вследствие этого часто начинают обретать черты некой начальной степени нелепости, недооформленности, обрубочной примитивности или банальности (впрочем, с крайней степенью банальности система могла и вполне успешно бороться). Ведь найти удачный эпитет, увидеть прекрасный новый образ не так уж и просто. Здесь нужно наитие, вдохновение, чуткая душа, не спящие ум и сердце. А дело-то было поставлено на поток, почти на конвеер. И умных, талантливых не жаловали, в т.ч. и более отсталые собратья. Вот и результат…
Уместно упомянуть и о том, что в запустении у очень многих авторов была римическая сторона стиха, вообще, его звучание. Пытались (целыми "поэтическими направлениями") похерить и качественную уместно-оригинальную глубоко-богатую рифму, т.к. с уродливой, банальной, приблизительной, грязной рифмой, с рифмоидами всех мастей, видов и разрядов писать было не в пример проще. Однако глобально не преуспели, слава Богу, и в этом направлении, и во многих других пакостях. С распадом (а точнее, с самороспуском и перелицовкой) Союза - финансирование СП резко сократилось (далее он стал дробиться-делиться и хиреть, что было расценено многими как катастрофа русской культуры, но, на самом деле, помимо негатива имели место и процессы самоочищения, инициированные определёнными механизмами ноосферы. Всё это я отчасти мог созерцать-ощущать лично, т.к. был далеко не чужд литературной жизни, начинал участвовать в ней уже в позднесоветское время. Ну и, конечно, читал, размышлял о славных и бесславных делах советского литературного мира, ретроспективно анализируя события.