Город тих. Безмолвен ночной покой, и Октябрь, вступая в свои права, делая лужицу словно-как-из-стекла, машет в окна рукой древесной. Листья опять летят.
Девочка Элли теперь не та. Молча на кухне льет виски в горло. Она потеряла себя по дороге из жёлтого кирпича, что же тут есть позорного? Старый Тотошка сидит у двери, его окончательно доконали все эти смогли/не смогли, он уже понял: не чудища, люди - твари. Лев заходил вчера. Он еще держится, хвост распушив и гриву. Не осознал еще до конца: вроде не все наши живы.
Напротив Элли сидит Алиса, дымит, травит байки про то-что-снизу, про Королеву и Бармаглота. Кстати, о нём: так вот он! Зашел, по-хозяйски скинул пальто и берцы: "Эй, девочки! Мне глинтвейна с перцем! День был тяжёлый, клиенты опять достали, пробки: добрался сюда едва ли".
В кухню проходит, садится и продолжает: "встретил еще семь гномов, ищут одну девицу. С ними жила, а потом пропала, вместе с серебряным их сервизом. Кинула, сучка. А по приметам: личико белое, как сметана. Если увидите - только свистни. Наших кидать не надо".
В дыму всё плывет и плетётся, Алиса встаёт, пошатнувшись, не трепеща: "В бар!".
Ушли. И Алиса, и Бармаглот.
***
Элли делает шаг в окно и снова идет по дороге из желтого кирпича