Среди гнилья, вранья, ворья тобою не был искорежен,
Спасибо, родина моя, что мы с тобою непохожи,
Спасибо, родина, тебе, что я совсем не кровожаден,
Хотя весь век провел в борьбе простого выживания ради,
За день, что до заката сер, за липкий мрак твоих подвалов,
За отрицательный пример, какой всегда ты подавала,
За то, что я не вхож в твой круг, за то, что был всегда напротив
И не впитал тяжелый дух твоих унылых подворотен,
За то, что не скатился вниз, лишенный смысла и опоры
В краю шатающихся изб и покосившихся заборов,
За покидающих толпу, тобою, как трава, косимых,
За то, что узкую тропу нащупывал среди трясины,
Что различаю мрак и свет, что жизнь проскакивает мимо,
Что оказался в меньшинстве, тобою клятом и гонимом,
Нас мало в поисках пути, все остальные, как бараны,
Не лучше ли с ума сойти, чем быть в бедламе постоянно,
За то, что камень вверх катал и видел, как другие катят,
И неизменно ощущал твои холодные объятия,
В краю, где выжить нелегко, где черное назвали белым,
Вспоила горьким молоком, вскормила хлебом плесневелым,
Твоя чудовищная ложь и время, пахнущее гнилью,
Моих сомнений острый нож, отчаяние и бессилие,
За жизнь под хвост больному псу, за неприкаянную старость,
За твой невиданный абсурд, за реализм твоих кошмаров,
За памятники палачам и за проклятия пророкам,
За то, что в солнечных лучах белеет парус одиноко,
Фундаментом укреплена, безлико, зримо и весомо,
Стоит бетонная стена, где этот парус нарисован,
В твои горячечные сны я поневоле отдал лепту,
Но, отрекаясь Сатаны, его деяний и адептов,
Тобой сжимаемый в горсти, к закату жизни эфемерной,
Взываю – Боже, защити и огради меня от скверны