Всё реже слышу отголоски - стихов, которых не писал,
А листья, ждущие касаний, залиты белым молоком.
Заточен грифель, но недвижим, как будто от трудов устал
И отложил свою беседу на необъятное потом.
Под утро затевают игры с сюжетом непонятным сны.
Проснусь, и медленным теченьем меня затягивает день.
В нем не играют, не трепещут загадки с яркостью блесны,
Его расчерчивают в клетки полунеясность-полутень.
Здесь делают фигуры в масках мне непонятные ходы,
Но тут же исчезают, тают за ширмами своих забот.
Играет музыка легато этюд струящейся воды,
Смывающей на нотном стане следы уже затихших нот.
И, словно в шорохе мышином, в шуршанье чьих-нибудь страниц
Я нахожу обрывки ветхих полупрозрачных давних слов.
Вглядевшись в них, ищу поддержку, но падаю на плаху ниц,
С неё качусь, чтоб быть на завтра одним из кегельных шаров.