Сказка деда Фишки про Омутку.
Течёт времечко, течет… И деревня уже не та, за десяток лет много чего изменилось. Стариков много померло, молодёжь в город подалась – больно тяжело жить было после той памятной ночки. Зиму еле протянули, от голода животы сводило, кору липовую с глиной мешали, мох и желуди запасали, мололи в ступах и лепешки из этого делали. Всю осень по лесам шастали, чтобы грибов да ягод насушить. Худоба без сена осталась на зиму. Что без сена? Соломинки взять негде было. Дорезали, какая уже на ногах не стояла. Ни единой курицы не осталось, всё съели. Вот и расползлись кто куда, чтоб с голоду не помереть. Остались самые стойкие и у кого запасов побольше было. Ну да, люд деревенский, он ко всему привычный. Выжили и плодиться стали. Следующий год дождливый был, урожайный, и сена заготовили, и кормов, и себе хлебушка вырастили. Про Марью уже никто и не вспоминал.
Вот и в этом году весна выдалась тёплая, травы густые, ночи звёздные, соловьиные. Ребятню дома не удержишь, все в ночное просятся. А и то дело, мужики за ночь отоспятся, работы с ранней весны и до поздней осени невпроворот. А чтобы присмотр за пастухами ночью был, завсегда кто-то из стариков с ними находился. Больше всего, дед Фишка в ночном с ребятами был. Любили они его, слушались. С вечера коней напоят, смотреть надо было хорошо, чтоб лошади сдуру в Омутку глубже не сунулись не ровён час. И самим сторожко быть с норовистой речкой, лишний шаг жизни мог стоить. После коней стреножат, костёр соорудят, снедь достанут – ох и вкусное всё на природе – съедят, и давай к деду Фишке приставать: – Дедунь, расскажи сказку. – А сказочник, Фишка, был знатный. Откуда он их столько знал? Тут тебе и сказки, и рассказки, и былины, и небылицы.
– Дед, а дед, помнишь, ты нам про Омутку обещал рассказать! Отчего она злобная такая, отчего в свою воду никого не допускает?
– Отчего же не рассказать? Слушайте:
– Давненько это было. В ту пору дед мой ещё под стол пешком ходил. Омутка наша тогда не так звалась. Была она тихая да спокойная. Утром солнышко встаёт, в воду, как в зеркало, смотрится, и красота такая, будто золото кто по реке разлил, так и блестит, так и переливается. Рыбаки в ней рыбу ловили, детвора купалась, мосты на тот берег тянулись. А у кого груз, к примеру, большой – так ещё и паром ходил, хочешь, лошадь с телегой перевози, а хочешь, и брёвна из лесу.
И жил в нашей деревне мельник. Огроменный мужик, плечищи такие, что посади он на каждое плечо по толстой бабе, то ещё место для худой девки останется. Жил он в своей мельнице, на берегу речки. Запруду поставил сам – валунов, камней натягал, обиходил всё так, посмотреть любо-дорого, а народ к нему не везёт зерно на помол. В соседние деревни едут, хоть и мельницы там допотопные, и помол крупный, плохой, и далеко, зато – дешевле в три раза. А наш мельник, стало быть, цену заломил и уступать не собирается, хоть ты тресни. Народ ему говорит: – Спусти цену! Жернова у тебя хорошие, мука знатная получается, не только свои будут к тебе ездить, а и из других деревень. – А тот упёрся, и ни в какую. Уж больно жадный мужик был. Себе в ущерб сделает, только чтоб другому выгодно да хорошо не было. Вот и сидел он в своей мельнице, злой и ненавистный, один-одинёшенек. Только зря лопасти воду гоняли. Повадился к мельнику чёрт по вечерам заглядывать, мельнику-то, видать, со скуки всё равно, с кем дружбу водить. Черт выпить принесёт, закусить, а таким гостям завсегда рады, особенно, когда человек жадный, так пусть хоть с чёртом, а на дармовщинку.
Вот, однажды чёрт и говорит мельнику:
– Хочешь, я сделаю так, что вся округа только на твоей мельнице зерно молоть будет? – Мельник, поди, не дурак. Как же не хотеть? Однако знает – даром чёрт ничего не сделает.
– И что ж ты за это хочешь? – спрашивает мельник у чёрта.
– Ну, много не хочу, а половину прибыли – в самый раз, – говорит чёрт.
– Эгэ, да в уме ли ты, братец? Я же мельницу сам поставил. Сам муку молоть буду, а тебе половину прибыли отдай! Нет, и не заикайся про это больше.
– Ладно, – говорит чёрт. – Согласен, ты строил, ты молоть будешь, тогда треть моя будет.
Заупрямился мельник, чешет затылок, просит чёрта ещё подвинуться. А тот себе заупрямился. Разошлись они друг другом недовольные, вроде как в ссоре, а на завтра чёрт опять тут как тут, и выпить, как всегда, и закусить принёс. Опять спорить начали и договорились они до того, что на десять лет чёрт отсрочку даёт, но потом заберет всё сразу. Ударили они по рукам. И с той поры перестал чёрт в гости к мельнику заглядывать, зато повалило народу видимо-невидимо. Как будто ни одной мельницы на свете нет, только эта. А молва ещё и поперёд бричек груженных бежит, что лучшего помола отродясь не было, а из муки этой такие пышные караваи получаются, да вкусные, что язык проглотишь.
Год прошёл, второй пролетел, вот уже и третий на исходе. А денег у мельника столько, что и девать некуда. Девать-то некуда, а расставаться с ними не хочется – туда-сюда и надо будет чёрту его треть отдавать. Пригорюнился мельник, а пригорюнившись, призадумался:
– Хитрый чёрт, от своего не отступится, ну, да я-то тоже не лыком шит… Откуда ему знать, сколько у меня денег? Он что, каждую подводу считал, что на мельницу заезжала? Нет, не считал, значит и обмануть его можно запросто. – И решил, жадина, спрятать половину денег в лесу, на другой стороне речки. Смастерил он для денег большой сундук, сложил накопленное богатство в лодку, и ночью, чтоб, значит, видеть его никто не мог, перевёз всё в лес. Стал он рыть глубокую яму, а вокруг звуки какие-то странные – то филин ухает, то ветер волком завоет, а то вроде как смеётся кто. Натерпелся мельник страху, хоть и не робкого десятка, но дело своё сделал. И так каждый следующий год, когда набиралось у него много денег, отвозил он ночью в лес, на другую сторону реки, своё богатство и закапывал в разных местах. И каждый раз терпел такой страх, что за свою жизнь такого не испытывал. И вот, значится, прошло десять лет, и пора мельнику с чёртом расплачиваться. Черти долгов никому не прощают. Ровно день в день, как был договор промеж них заключён, явился черт:
– Ну, – говорит он мельнику, – угощай теперь ты гостя дорогого!
Упрямиться мельник не стал, угощение приготовил на славу. Тут тебе наливочки, и сливянка, и рябиновка, и водочка, и самогон деревенский, ядрёный. А уж от закуски, так и вообще глаза разбегаются. Гусь запечённый, окорок свиной, колбаски домашние всякие, и тебе грибочки, и огурчики, и капустка квашеная. Поел чёрт, попил и говорит мельнику:
– А что, приготовил ли ты мне денежки мои?
– Как же, как же! Всё, как договаривались, всё до копеечки, всё по-честному! Ты меня уважил – я тебя.
А чёрт ему: – Лодка там моя стоит, давай перетаскивай всё в неё, а я считать буду.
Начал мельник мешки с деньгами в лодку к чёрту носить, да видит – ох, много-то как получается! Ой, маху я дал! – Уже лодка полная стала, мельник и говорит чёрту:
– Всё, благодетель, расплатился я с тобой сполна, да и ложить больше некуда.
А чёрт ему: – Ты за то не переживай, что ложить некуда, ты носи, носи, ещё и половины мне не отдал, а место в лодке найдётся.
Засопел мельник, да видит, что больно чёрт зло на него смотрит. Стал ещё носить, глядь – и впрямь, место в лодке всё находится и находится. Э, думает мельник, так всё, что у меня тут есть, отдать ему придётся. Так оно и вышло. Заставил чёрт мельника всё до последней денежки в лодку загрузить. А на прощание и говорит:
– Обмануть ты меня хотел, да пожалею я тебя, приеду в следующем году за расчётом, так ты недоимку мне приготовь, за всё спрошу, уж потом не пожалею! И пошёл в лодку садиться. Взбеленился тут мельник, побежал за чёртом следом, схватил вилы, что возле загородки стояли, и кинул ему в спину, да промахнулся. Навалился тогда он на чёрта, и покатились они по мосткам, а с мостков – прямёхонько в лодку оба-то и упали. Накренилась лодка, черпнула водицы и пошла ко дну.
– Вот она, жадность-то человечья! – вздохнул дед Фишка. – Зачем одному человеку богатства столько? Живи себе в радость, пользуйся тем, что у тебя есть, а то ни себе, ни людям!
– Дальше, дед, дальше! – загалдели ребята. И сон их не брал, так сказки старого Фишки им нравились. Уже и до первых петухов совсем ничего оставалось, а у них сна ни в одном глазу.
– А что дальше-то?… – зевнул дед Фишка. – Понятное дело, рази ж человек супротив чёрта может идти! Завсегда над человеком чёрные силы верх брали. Хоть и силища у мельника ого-го какая была, да куда же ему с чёртом справиться! Одолел его чёрт и наказал шибко за обман его подлый и за неуважение такое к себе, за невыполнение договора. В работниках теперь у него, у черта-то, мельник наш – вона, мельницы в Омутке строит. По первому году, как в воду-то оба ушли, заметно на середине реки стало, как вроде омут закрутило. Погодя ещё один стал появляться. А потом пошло и пошло, с каждым годом всё больше и больше. Ой, по началу сколько люду тут гибло! Это мельник лютовал. Работы ему чёрт всё больше и больше задавал, так он один справиться не мог, хватал, значится, деревенских в подсобники. К примеру, пойдут ребята купаться, а он тут как тут – хвать за ноги и на дно к себе утащит. А там уж он ими-то и командует – то подай, там поднеси, тут замеси, всю чёрную работу подсобники-то и делают. Так что, кто к мельнику не хочет, тот к Омутке без опаски не подойдёт.
– Деда, а что с сундуками мельника стало? Мельник же не откопал их, чёрт же его из Омутки не выпускает?
– А кто же про это знает? – во весь рот стал зевать дед Фишка.
– Все богатства, что в землю были зарыты, уже нечистая сила своими считает, оттого охраняет строго. Вот и мосты, что с этого берега на тот перекинуты были, видать, нечистая сила-то и снесла, чтоб в места, куда мельник клады спрятал, никто добраться не мог. А лодки теперь тоже по Омутке не переправляются.
– Деда, а нечисть только там, за речкой живет? Она к нам в деревню не приходит?
– Тьфу, тьфу, тьфу… – сплюнул через плечо дед Фишка и перекрестился. В этот самый момент, прямо над головами, закрывая луну, мелькнула огромная тень, и раздался такой жуткий хохот, что ребята от страха попадали в траву. – Тьфу, ты, будь ты неладна! Сова это, не бойтесь! – сказал Фишка, но сам со страхом ещё и ещё раз перекрестился. Стреноженные лошади, что за минуту до этого мирно пощипывали траву, вдруг вскинули головы, запряли ушами, видно было, как поднялась на загривках грива. Племенной жеребец, низко наклонив голову, стал бить копытом в землю. Кобылы с жеребятами сбились в кучу. – Мггг…мгг…Мммагггда…Ммагда…– заржал конь.
– Небо… ой…тесь…тесь…– дед смотрел на опушку леса, в том направлении, куда были повернуты головы коней. В лунном свете, хорошо различимо, выделялся одинокий, белый силуэт. Налетевший ветер закачал верхушки деревьев, стаи ворон взмыли в небо, громко и отвратительно каркая, они явно кричали: – Магда, Магда, Магда… – А потом всё смолкло. Необычная тишина сдавила уши. Белый силуэт стал растворяться в воздухе, окрашивающемся розовым светом . И совершенно неожиданно, серебряным колокольчиком, рассыпался девичий смех.
– Деда, деда, кто это там?
– Свят, свят, свят! Спаси и помилуй! Святые угодники! А я ведь знал, что добром это не кончится... –
прошептал дед Фишка…