ОДИН ПУТЬ

Андрей Тодорцев
                Олегу  Виговскому

Как  хорошо  бы – высадить  десант
На пляжное  просоленное  поле,
Числом  до батальона, иль  поболе,
И чтобы  командир  его – талант,
В  бойцов  своих  уверенно  влюблённый,
Адмиралтейством  недооценённый –
Решительным  броском  преодолел
Террасы  в пене  зимнего  прибоя,
Где  ветер  южный  волны  бьёт  о мел,
Камней  прибрежных  дрёму  безпокоя;
И  вскоре  пехотинцев  бравых  взвод
Шоссе  бы  перерезал  и  «железку»,
А  их  сержант, подтянутый  и  резкий,
Что  к бою  их  готовил  чуть не год,
На крейсер  внятно  передал  отметки –
Куда  достигла  «первая  волна»;
И  с неба  восходящая луна,
Лучами  раздвигая  гарь и ветки,
Смотрела  бы  на трупы  молодых,
Не  отличая  пришлых  от своих…


И  вот  я – солдат  похоронной  команды.
И  запах  ванили,  и  запах  лаванды,
Фиалки  и  розы,  растущие  густо,
Гвоздика  с  корицей,  квасна;я  капуста;
Все  специи  Мехико,  Дели,  Мадраса –
Не  смогут  осилить  смердящего  мяса,
Растерзанной  плоти,  во Смерти – тяжёлой;
Разбросанной  Ею,  пробитой,  сожжённой.
Не  старая  дева  с кривою  косою –
Богиня  всевластная  шла  полосою
Пологого  берега,  в ветре  и  в звёздах.
И  падали  навзничь,  взлетали  на воздух –
Из  воинов  умелых – под  шквалами  стали –
Во  ангелов  белых,
тела  мне  оставив…


Я  тоже  солдат.  Залоснились  погоны.
Я  делаю  то,  что докончат  вороны,
Когда  рассветёт,  и  охрипшие  чайки.
Я  лишь  помогаю  природе-хозяйке.
Я  весь,  и ведро,  и носилки  с лопатой –
По горло,  по уши – во плоти разъятой.
Убитый  мной  враг, дескать, пахнет  приятно.
Но  дело – в количестве  трупов,  ребята.
Когда  полегли  три  десантные  роты,
Их  запах… – не  смогут  любить  патриоты.
О  Матерь  Святая,  родившая  Бога!
Зачем  их  убили  сегодня – так много!
Их  лица - во мне - и последние  позы.
Я  падаю – к ним;
во  цветущие  розы…


Как  хорошо – по гавани  огонь
Вести  из пушек  главного  калибра,
Четыре  в залпе  (и стволы  не тронь,
Раскалены);  и без биноклей  видно,
Как  медленно  вздымаются  столбы
Сонливой  внутрипортовой  воды,
Растут  резервуаров  жабьих  выше;
И  как  разрывов  хлещущий  каскад
На базе  флота  разверзает  ад
И  вверх  возносит  арсенала крышу…
Ответный,  по броне  стучит  радар,
Отрывисто  наушники  тревожа,*
И  пот  холодный  остужает  кожу:
Уж  нанесён  ракетный  контрудар.
И  три  кометы,  изогнув  хвосты,
В корму  и  в борт  летят – зигзаги  жёлты.
Возмездье – оператором  простым
Здесь  предстаёт, чей позывной  «четвёртый».
…За  горизонтом – искрозвёздный  взрыв
Взлетает  ввысь,  собой  луну  затмив…







*Когда луч радара противника находит цель, операторы-радиолокаторщики  этой цели слышат
его импульсы как резкие, порою звенящие удары. (Примечание автора)

Вам – легче.  Вы  прямо  на небо  попали.
Взорвались.  Сгорели.  Уснули  от  газов.
А  я – запечатан в коробке  из стали,
В  турбинном  отсеке,  не лопнувшем  сразу.
Тряслись  и  гудели  его  переборки,
Когда  раскрывались  три палубы – взрывом.
Но  самою страшной  и  самою горькой –
Пришла  тишина – и собою  накрыла.
Застыли  турбины,  лишённые  пара.
Настила  внизу  накренились  квадраты.
Мы  тонем – иль, может, взлетаем  куда-то?!
Как  медленно  всё  и  отчётливо  стало…
Во  тьме остывающей  время  сочится.
Мой  век – по секундам мерцающим – роздан.
Сгущается  воздух;  вода  ли  струится…
Я  вас  не увижу, безсмертные  звёзды…
Вот-вот  всё  обрушится, кончив  крениться…
Здесь  дно  неглубо;ко, пропитано  серой.
Во  гробе стальном  под  морскими  волнами
Я  медленно  сдохну, зелёный и серый,
Забытый  высокими  вашими  снами.
Прощайте же!  Встретятся  души  едва ли.
Вы  будете! – там, на сияющих  звёздах.
Моя  же – останется  в этом  провале,
Где  так  ей  темно.
Да  и  каяться  поздно…

В пустые руки – замысел упал.
Лови! – Держи! – перебирай удачи.
(Когда б не это – жил бы ты иначе:
Не  Цезарь, а скорей Сарданапал –
В осаде  плотью вечно трепетал –
И  сжёг бы всё, бездельем  одурачен.)
Как  хорошо бы – тему  развернуть
Оригинально, коротко и точно,
Тропинки тропов свесть  в единый путь,
Ведущий прямо к цели непорочной,
Открытой  добрым преданным сердцам.
Но где та тема? – сочинитель  сам
Найти  её  всю жизнь  один  не может,
Внимает  самым  разным голосам –
И  портит слух, и  омертвляет кожу
Перстов  своих, касающихся  ран
Живой  Вселенной.
  Пушкин  Александр,
Сощурясь,  стиховодца  с  Бонопартом
Сравнил – когда  российский  острый  штык,
Европы  перекраивая  карту,

И  Польшу  и  Германию  проник.
Так  что ж – садиться  вновь  за эту парту?!...


Я сбежал ото всех, я оставил мой дом,
Где былое застыло пылающим льдом;
Я покинул мой город, сходящий с ума;
Я оставил любимые мною тома,
Что когда-то прочёл. Я уехал на юг –
Не за ласками мною любимых подруг,
И не к морю, что влажные песни поёт
И меня принимает в солёный живот.
Я уехал – на край, на границу, на срез,
Где дыхание глубже, свободнее, без-
Защитнее, легче; где ночи тихи –
И наполнят молчаньем ночные стихи...

Я во всём виноват: от удач до потерь.
Я виновен, что накрепко заперта дверь
Из шумящего мира – в таинственный сад,
Где высокие души со мной говорят;
Где меня допускают в свой избранный круг...
Отворить эту дверь – я уехал на юг.
Я прорвался.
      Я понял – взлетел и ушёл.
На краю – я безкрайние чувства нашёл.
Я сбежал ото всех – все открыты пути.
Приезжайте – со мною молчанье найти.

Взаимной  злобы  смертоносный  ком
Легко  б  рассечь  разительным  стихом –
Но  шесть  дорог, из видимых  семи,
Кончаются  кострами  Герострата,
И  гибнут  те, кто  ввек  не виноваты,
За  знамя, что я  вынул  из сумы.
Они  горды, возможно, долей этой.
А  нам-то  с ними  каково – поэтам?!
Тяжёлой славы  насыпной  курган
Из  черепов  поверивших  мне  сложен.
Благих  стремлений  старую  рогожу
Полощет  ливнем  новый  ураган –
Чего ж  ещё  хочу  я  от  себя?
Чем  прежние  грехи  свои  умножу?
Что  буду  петь, последний  сук  рубя?
(Коль  с топором тупым  певец – возможен…)


Отзвук  над  именем.
Воздух  над  пламенем.
Собранный  минимум –
Вынесу  знаменем.
Менее  малого –
Знанье  докучное,
Зрение  шалое –
В  сумраке  тучном.
Позднее  бдение
Сыплет  загадками.
Раненный  временем,
Плачу  украдкой.
Чувства  наследные
Пестую, потчую.
Звуки  последние –
Первою  почтой...
Музыка  поздняя –
Зимняя  молния.
Реквием  познанный
Сердце  наполнил.

Знание  Дивное –
Соткано  нами ли?..
Имя – над именем.
Пламя – над пламенем.

Мы  знаем  то, что  разделяет  нас
Здесь, на Земле, в крови, слезах и  спирте.
И  каждый  сам  решает  всякий  раз –
Что  собирать, а что, смахнув, рассыпать.
Свободный  выбор – мастера  удел –
Несовместим  с  унынием  и  злобой.
(Подобный  Богу – собственной  утробой
Я  этот  свет  заботить  не  хотел.)

Отбросив  то, что  душит  и  гнетёт,
Что  ясный  взгляд – туманом  красным  застит,
Себя  вверяю  духу  всеучастья,
Сотворчества – угаданному  влёт.
Прекрасно  всё – я проникаю  вновь –
Что  во Вселенной  кружится  и  светит.
Я  вижу  Слово – ключ  к  моей  планете –
И  медленно  пишу  Его – Л Ю Б О В Ь…

И  в  чудной  Богоданной  тишине
Мелодия  дарует  звуки – мне,
Тебе, нам  всем…
Гляди, как  вечер  вьюжен!
Флаг  Неба – белый.
Sapienti  sat…*
Так  надо ли – высаживать  десант?
Я  здесь  пишу.
      И  мне  десант  не  нужен.

В  себя  самого  я  намерен  сойти.
Молчание – вспомни. Память – цвети...

Твой  концерт  отзвучал.
    Мы из зала ушли.
Та  соната – меня на вершины  Земли
Выносила. Ты  рядом  ступала  со мной,
Жизнь  мою  раскрывая – игрою ночной.

Я  молчал. Твоих пальцев я ждал, как рояль,
Чтоб  о  ночи  запеть, увлекающей  вдаль;
И  тебе  рассказать  о  твоей  красоте,
Ввысь  стремящейся, лёгкой – на высоте;
И  Земле  рассказать об  искусстве  твоём,
Что  рояль  исполняет – с тобою  вдвоём.

Я, настроен тобою, касания  ждал.
Ты  же – всё  отдала  в  иссушающий  зал;
И  ждала  от  меня  серенады  хмельной,
И  молчала, ступая  со мной.


*Для  понимающего – достаточно. (Латынь)


Как  симфония, наше  молчание  шло.
Ночь  любви  раскрывала  крыло
Над  мелодией, тихо вступающей  в  высь...

Эвридике – не скажет Орфей: «Оглянись!»

Только  в  памяти – запах, мелодия, свет.
        Лучше  памяти – времени  нет.









25 февраля – 11 апреля 2017 года, Туапсе.