В моей глотке уже не помещаются лезвия-зубы,
Терновый венец на голове собрал волосы в колтуны,
Всю неделю мне чудятся сгнившие губы,
Скопившие под языком мертвым океаны едкой слюны.
(Эти губы - мои!)
Однажды Бог не простил мои грязные кислые слезы
Как никогда не простит мне мое от него отречение.
Лишь единый из ангелов понял все мои грезы,
Только он сделал тонкий намек на прощение.
(Все остальные - глухи.)
Но Всевышний сказал, что прощение мне - лежать под трамваем,
Быть искусанным осами в ноги и руки.
Напророчил Он минное поле, где мертвецы воевали,
Мертвых зенок водопроводные люки.
(Ты утонешь в них, как ни крути.)
Но, собирая в живот кишечник под мантией кожи,
Пальцем гнилым своим людям я указал в небеса:
"Ты виноват больше всех! Ты сгниешь со мной тоже!
Если ты так беспощаден - то будет война."
(Эти люди уже не твои.)
И однажды наступит конец, прекратится уродливый бой,
И мы встанем напротив друг друга - мертвый я и эфирный Он.
И выйдет мой ангел, девственно-чистый, в фате голубой.
И убьет весь прогнивший, предавший меня легион.
(Я уже безнадежен, лучше близких моих спаси,
Аминь.)