Отвагою полон, с мечом и копьём, на ахалтекинце гнедом,
Спешил юный рыцарь в злодейский предел на битву с коварным врагом.
Враг подлый в неволе удерживал дев, от них добиваясь любви,
И рыцарь спешил им свободу вернуть, врага отлупив до кровИ!
Скакал, не щадя ни себя, ни коня, и ночью скакал он, и днём,
Мечтая, попутно, как будут рыдать спасённые девы на нём.
Ну, собственно что же, вот он у ворот - трубит в свой воинственный рог.
Ворота со скрипом раскрылись пред ним и вышел седой старичок:
- Чего тебе парень? Куда держишь путь? Что ищешь в далёком краю?
- Пришёл я сражаться с коварным врагом! Дать девам свободу в бою!
Старик усмехнулся, прищурил глаза, презрительно сплюнул в кусты:
- А что тут сражаться? Иди забирай! Без боя и без суеты.
Брунгильда! Изольда! Скорее сюда! Бегите, уйдёт ведь подлец!
Примчались две тётки в преклонных годах, с атеросклерозом сердец.
Испуганно рыцарь на тёток глядел, те строились чётко "свиньёй",
Но ахалтекинец, как птица взлетел, и рыцарь помчался домой.
А дома его заждалась уж родня, расставлен парадный сервиз,
И жаждут рассказа о подвигах все, как смело спасал он девиц.
Он врал беззаветно, как бился с врагом, как реки кровищи лились,
Как после кастрировал подлую тварь, а девы домой подались.
И песню сложил о герое народ!
Но ахалтекинец, как слышит, так ржёт.