Приезжаю в Коктебель
Напряженный, как кобель,
Уезжаю с Коктебля,
Ни копейки, ни рубля.
---- ----- -----
Я смотрю в глаза художника, как в объектив.
Интересно, вылетит птичка?
Буду ослепительно красив,
Или просто птичкой-невеличкой.
А ,быть может, он заглянет в душу мне?
И увидит то, чего я сам не знаю
О судьбе своей и о себе?
И о том, что будет, нагадает?
Эй, художник, напиши меня таким,
Чтоб по-разному глаза глядели.
Чтобы левый был веселым и хмельным,
Правый – строгим, с трезвым осужденьем.
- - -
Отец, нет, папа. Я отцом тебя не звал,
Когда с работы ждал, из-за границы ждал.
И маме «мать» не говорил. Лишь, «мам»,
Тогда, когда ей врал или грубил,
хоть в сердце был себе постыл.
Я слишком долго с бабкой жил и в интернате,
И принимал друзей в свободной хате,
Влиянию чужому поддавался и влиял
На тех, кто был со мной в сравненье мал.
Грубил и бабке между делом,
Считая — бабке вроде бы не в счет.
А бабка старым изможденным телом
Мне мать, нет, маму родила. Какой же я урод!
Отца гнала вперед работа и забота,
что ни художником и ни поэтом стать не смог.
А я по малолетству, как в болото,
Ногами душу в водку заносил вперед.
Но мне отец дарил такое, что ни в жизни
С другим отцом на этом свете б не узнал:
Запев реки, припев рыбалки, хариуса брызги,
И кисти колонка, и слово, и хорал,
Классических симфоний шквал, костра миганье,
Когда уснуть готов он, и картин
неясные, как греза, очертанья.
Я молод был. Не все я понимал.
Он мне стихи читал про вещего Олега,
Про Черномора, «гений Игорь Северянин».
Он так читал, что навсегда засело.
Теперь не выбьешь той судьбы предначертанье.
--- ---- ---
Кто-то бочки пустые катает,
Чиркает спичкой в полнеба.
Ветер с тучами в салки играет.
Грозовая свежесть победна.
Сеновал, запах сена, уютно.
В крышу дождь шальной барабанит -
Это детство сиюминутно
Летним пальчиком ласково манит.
А внизу вздыхает корова,
Молоком и травой сладко пахнет.
Голова городская здорова.
Ну и молния. Ну и жахнет!
--- --- ---
Ваське Китаю
Тогда в деревне от Афгана я скрывался.
А может, от себя. А может, от судьбы.
Жил, как в последний раз. Со смертью целовался.
Стихи всем завещал. А утром пиво пил.
Себя я подставлял под дуло духовушки,
Воображая – взвод под сердце метит мне.
И деревенский Васька на опушке
В рост гроб стругал в кромешной темноте.
Он шутку повторял Вильгельма Теля
( Я яблоко на голове держал)
Я б никому другому не подставил темя.
Но Васька – попадет. Я точно знал.
Из вальтера он открывал мне пиво,
Все стены, как обоями, изрисовал свинцом.
Казалось нам: гусарим мы красиво.
И гнали вдаль под проливным дождем.
Он гениально вел свою машину.
Автокентавром я тогда его прозвал.
И даже ветер не свистел нам в спину.
Автокентавр и ветер обгонял.
И мне казалось, шепчет жизнь: « Давай, Емеля!»
Он не промажет, и тому свидетель Бог.
Он, бесшабашный, безотказный был на деле,
Из Салтыковки, словно гол, забитый между ног.
--- --- ---
Откуда и куда? Зачем и для чего?
Такие вот вопросы
Морщинят мне мой неумелый лоб.
Канатами забитые матросы
На тайный остров направляют бот.
Пиратский день и прорубь голуба.
Цвет кожи — кофе, бронза сквозь лохмотья.
И звонкой медью им поет труба.
Отточены — не тронь, очищены от плоти,
От крови шпаги и ножи, и крючья наготове.
Псы, в волков превратившись поневоле,
Забыв о родине, своих углах, короне,
И принимают смерть и вольно раздают,
Не веря, что сегодня их убьют,
И что глаза в последнем удивленье
В Карибском море остановятся, замрут,
И промелькнет, возможно, жизнь в мгновенье,
Вопрос — зачем и для чего? А после отойдут
Вопросы те к иным умам. Пусть думают другие
Зачем и для чего они живут в домах,
Работе нудной подставляют выю,
Не поднимая черный флаг на кораблях.
--- --- ---
Расчерчено небо в серую клетку.
Намокли дома и чернеет асфальт.
Мокрые птицы с ветки на ветку
Капли дождя бросают. И в даль
Уходят забытые дни золотые.
Жаркое лето остыло давно.
Мы только что были совсем молодые.
Распито двадцатилетья вино.
--- --- ---
АННЕ АХМАТОВОЙ
Вы, старше меня и даже мертвы,
Сегодня кажитесь ближе.
Среди поседевшей росистой травы
Склоняю я голову ниже.
Вам, Анна Ахматова, жить бы да жить,
Чтоб кто-то не первый, не встречный,
Мог бы свою тоску перебить
Вашей тоской бесконечной.
--- --- ---
Окна зала, как картинная галерея,
В которой выставлены осенние пейзажи.
В каждом алеет аллея.
Прекрасная. Но одна и та же.
И напрасно я смешиваю краски.
Этот красный — не передать бумаге.
Этот желтый — не передать словами.
Лишь смотреть печальными глазами.
Страдания обостряют восприятие.
Контрастней и ярче проступают предметы.
Бездарным кажется любое занятие.
И жизнь мотается, как пустая кассета.
--- --- ---
Сон
Я плыву под водой, вокруг скалы и глыбы.
Незнакомые, странные плавают рыбы.
Я не видел таких, о таких не читал.
Из чего же и как мозг во сне их создал?
Они медленны и молчаливо ленивы,
Чем-то страшны, и чем-то тревожно красивы.
Загарпунил бы их, если б не было жутко.
Мой гарпун для тех рыб – поцелуй лилипутки.
Их все больше, им тесно, они рты разевают,
Рыбы тупо друг друга в тишине пожирают.
Я на сушу хочу. Я шагаю по дну.
Но никак до земли добрести не могу.
Мне идти тяжело. Не пускает вода.
Ноги вязнут в ловушках песчаного дна.
Как чудовищен и притягателен сон.
Берег ближе и ближе. Все круче наклон.
Вот до верху добрался. Но берег-то мой
Оказался лишь дном под другою водой.
--- --- ---
Эйфелевой башней пробегают жирафы,
Пятнистой пружиной гепарды летят.
За превышение скорости штрафы
Ни гепард, ни жирафы платить не хотят.
На дереве дремлют в жару львы и львицы,
Чавкает тупо в траве носорог.
Копытных велосипедные спицы
Несут ног стада. Нет в саванне дорог.
Я в перекресток прицела гиену
Поймал и нажал с любопытством курок.
Гиена свалилась и стало гиену
Мне жаль. Но исправить не мог.
Зачем я стрелял?
--- --- ---
А. Куросаве и А. Кончаловскому
Сбежавший поезд
Я - к капкану прикованный хищник.
Ночью глаз мой, как фосфор горит.
Где-то рядом охотник рыщет,
С ним ружье его, нож и ключи.
Зубы скалю в звериной улыбке,
Запах тигра идет изо рта.
Лапу в гневе отгрыз я. На скрипке
не играть мне теперь никогда.
Нет, не скроюсь я в джунглевой чаще,
Чтобы там умереть одному.
Я охотника — в зубы, и в пасти
в никуда за собой утащу.
Он же станет ключи предлагать мне,
Посулит, что и лапу пришьет.
Он на то и охотник, чтоб лгать мне.
И на тот свет со мною пойдет.
--- --- ---
Мне во сне чужие строчки снились.
Я не стану называть вам имена.
Чувства многие на утро отменились -
Слишком много было выпито вина.
Но вино не может быть виною.
Так мои устроены мозги,
Чтобы утром вместо упокоя,
Вы за здравие читали мне стихи.
--- --- ---
Ах, вот в чем дело! Полная луна.
Парсеки звезд не заслоняют тучи.
Луна самодовольна и кругла.
На ней моря и лунных кряжей кручи.
А я-то думал: почему трясет?
Курю за сигаретой сигарету?
А это полнолунье не дает
заснуть и заставляет быть поэтом.
До полуночи семь минут всего.
Вервульф завоет и ощерит зубы.
Кто в этот час недобрый на него
Нарвется — сам таким же будет.
Лунатик, балансируя, прошел.
Устав за ночь, луна идет на убыль.
Рассвет начался. Сон ушел.
Я б за него отдал последний рубль.
--- --- ---
Т. Кобушко
Жду напрасно измененья состояния.
Мне пожизненно был срок назначен этот.
В лампе Маликова бродят очертания
Тридцатитрехлетнего поэта.
И хоть знаю я, что время передергивал,
Кашлял, пряча слезы, возле морга я,
Хороня мать друга. А теперь
Со стыдом крапивным вспоминаю отговорки,
Почему подъехать не смогу.
Но для совести лечение на шкворке я
Вел сквозь судороги, ветер и пургу.
На плечо давил мне — нет! - не вес покойницы:
Совесть резала мне правое плечо.
Думал я о том, с какой же совестью
Мою мать он хоронить придет?
Даже я, кого считал я положительным,
Обменялся задней мыслью сам с собой.
Неужели время — вытрезвителем
Вечно будет петь за упокой?
--- --- ---
Быть может, это все и глупо.
Быть может, пошло. Все равно
Люблю я жизнью пьяной хлюпать,
И погружаться, как в вино.
Люблю звенеть пустой посудой,
И , по ветру пуская жизнь,
Теряя совесть и рассудок,
Любить, смеяться, водку пить,
Махнуть на все, плевать в колодец,
Забыть о завтра и вчера,
Жить как в вагоне - ресторане.
Кругом попутчики-друзья.
--- --- ---
В этом мире, мне кажется, все ни к чему.
Поражает его никчемность.
Но стоит дать к сердцу доступ вину,
Поражает миров многомерность.
Я не первый воспел власть вина над людьми.
Миллионам пришлось в жизни спиться .
Я Хайяма, Ли Бо часто вижу во сне,
И Давыдов Денис часто снится.
Компромиссов здесь нет, и не видима грань.
Пить – не пить? Вот вопрос без оттенков.
Или шепчут вам всед: « Ну и пьянь»
Или бьешься в мещанских застенках.
--- --- ---
Накануне
Домов слепые очертанья
Нам заменяют горизонт.
Как-будто сказочный Джеймс Бонд
Застыл гигантским изваяньем.
Как пирамида, что вдали,
Мечты слова нам заменяют.
Но не велят, не разрешают
Туда отправить корабли.
Не Джеймс, не Бонд.
Живу в Союзе.
Не капитан, и не джентльмен.
Я просто ползаю на пузе
И жду великих перемен.
--- --- ---
Глаза слипаются и сердце часто бьется.
Загул окончен, и расплата впереди.
Второй день мук, дрожащих рук и рвется
Дыханье с кашлем из надсаженной груди.
Откуда силы пить берет Якушин?
Откуда силы черпает Ростом?
А я устал. Мне отдых все же нужен.
Я не могу питаться водкой и вином.
А в прошлый раз божился, что уж боле
Вина ни капли в рот я не возьму.
Неужто пьяницы все такжеС бога молят,
И их молитвы рвут ночную тьму?
--- --- ---
Газету ветром гоняло по улице,
Как собаку, брошенную далеко от дома.
На красный свет летела, как вздумается,
Собачья шерсть, предвечерняя кома.
На перроне забытую, сытыми битую,
Пьяными кормленную, трусливую, злую,
Несло, как газету, что швырнули нечитанной.
Без кроссворда, программы, погоды. Пустую.
--- --- ---
На балконе так балконисто
На Сокольники гляжу.
Ласточки членистоногисто
Кулачком грозят ужу.
Спотыкается извилисто
Бабочки полет-маршрут.
Мозговые неизгибисто
Неизвилины снуют.
В голове катают шарики
Биллиардные козлы.
Голубую кровь комарики
Пьют, бессовестны и злы.
Тот, кто младше, извинителен.
Тот, кто старше, перерос.
Как наполнено событьями
Вышивание из грез!
--- --- ---
Петровка 12. Наркологическая клиника.
Внимательный врач, товарищ нарколог,
В белом халате( наверно, психолог)
Расспросил меня про запои
И предложил укол.
Все объяснил и сказал,
Что я алкоголиком стал.
Описал симптомы и стадии
( Лично я сейчас на второй)
Всего же их три, так ответил он
На глупый вопрос мой.
Рекомендовал укол с импотенцией.
Выпьешь – и не стоит.
Я хоть и не в компетенции,
Но подумал: « вот паразит».
Про себя. А вслух отказался.
Где надо, везде расписался,
Что, мол, готов умереть.
Кольнули меня чем-то в вену.
Часа два я после блевал.
С перерывами, но отменно.
И по пьяни таким не бывал.
На улицу вышел и думаю:
Как же теперь жить?
Если к вечеру не придумаю,
Деньги начну копить.
--- --- ---
А. Федину
Алик, ты помнишь Чкаловское?
Синий иней, в бахроме провода.
Мы там такое откалывали,
Столько водки испили тогда!
Мимо нас скользили лыжники,
мамы, папы, а так же их дети.
Ну а мы голосами козлиными
Распевали разные песни.
Няни делали нам замечания,
Санитары, вахтеры, врачи.
Не обуздывали мы желания
Пропасть в звёздно-снежной ночи.
Лимонад, папиросы и « Экстра».
По колено стояли в снегу.
А над нами лунная люстра
Освещала мини-тайгу.
А потом мы бороться затеяли.
Ты здоровый, бродяга, как бык.
Я подножку подставить попробовал.
Но ты в снег, точно столб, был врыт.
Ох, и славный банкет мы заделали
В это пятое, что ль, декабря.
Стол накрыли простыней белою,
И трепались всю ночь, куря.
Ну а утром тащились на « утренний»
Под суровым взглядом больных.
Головою страдали и внутренне,
И о точках мечтали пивных.
Мне в носяру кололи иголками,
Все пытались блокаду создать.
Я шутил: « Це, ребята, без толку усе.
На спирту бы их настоять»
Врач мой лечащий, милая женщина,
Убеждала, что вредно так пить.
В жизни есть прекрасные вещи.
Так зачем же себя губить?
А я вещи те пропиваю,
Сквозь волшебную призму смотрю:
Серый мир чудесно меняется.
Я сегодня опять потреблю.
--- --- ---
Который день жара.
Оазисом в Москве бассейн « Чайка».
И допускают интеркомом тренера
До финской бани блатату привычной шайкой.
А по трибунам телки разлеглись,
Закреплены за персоналом: не дотронься.
Спортсмены бывшие на смену (улыбнись!)
Растят когорты легионов стойких.
По треку наверху — рысцой?
Нет, джоггингом, менты
и Обахаэсэс, полезные людишки,
Справляют моцион. Торговля и ГАИ
По шкафчикам суют свои трусишки.
Пьют сок, и пьют портвейн,
Пьют водку независимо от жанра
Погоды. Не понять, которые наглей,
Или умней — в Москве же очень жарко.
Я сам купаюсь там и бегаю кругом,
И эйфорией бега наслаждаюсь.
Я тоже избранный: я с многими знаком.
Поэтому я в « Чайке» и купаюсь.
--- --- ---
9 июля
Я иду к своему одиночеству
По противной, душной Москве.
Совершится мое же пророчество -
Проведу этот вечер в тоске.
Вопрос решенный однозначно -
Какая обреченность в нем!
Теперь не поступить иначе,
Уже я вроде не при чем.
Но в тот же день вернулись с пивом
Ко мне Каспаров и Авдей.
Потом вино и спирт — о диво!-
Как много в жизни светлых дней!
Коньяк у Беса, снова пиво.
Потом на утро мутный стон,
Потом все стало вновь красиво -
Мной выпит был одеколон.
--- --- ---
На желтом песке, в приятной дремоте,
Мечтал я на солнце о бегемоте.
Чтоб так же, как он, в жаркой Африке жить.
В речке купаться. Ни о чем не тужить.
Травки покушать и мирно балдеть.
У речки прохладной часами сидеть,
На водную гладь безмятежно глядеть,
Считать, сколько в волнах синеет тростинок,
Не знать института и тесных ботинок,
В метро не толкаться, и у магазинов
В азарте не хапать книжных новинок.
Не надо мне будет ни полок, ни книг.
Поем — и в зубах ковыряются птицы.
Тьфу, черт, это, кажется, у крокодила.
А мне все равно. Рифмовать и то лень.
Сейчас доползу я под дерево, в тень,
Прилягу на толстый и теплый живот.
Я самый счастливый. Я — бегемот.
--- --- ---
Что за Таня, просто прелесть!
И красива, и умна.
И ногой и гибким телом
Как стрела она стройна.
Ходит легкою походкой,
Вся прикинута – Париж!
Коль, подъехав, пахнешь водкой,
Не шампанским – сразу шиш!
Все было словно в сказке,
Если б утром на толчке
Круглым задом экскременты
Не давила бы как все.
--- --- ---
Стоят по ту и эту сторону прилавка.
А кажется, стоят у баррикад.
Но хочется внести одну поправку:
Из них никто, никто не виноват.
Не виноват, кто трактор водит в поле,
Не виноват, кто у станка стоит,
Не виноват, кто вяжет, режет, полет,
Кто рубит, валит, строит, мастерит.
Я б перечислил много невиновных,
Когда б построчно мне платили за стихи.
Но я боюсь, что в деле уголовном
Не назовут меня, на ком лежат грехи.
-- - --- ---
Расцвеченная радугой всех красок,
Страшная и мерзкая блевота
Широкой лужею течет по мостовой,,
Скользит нога в ней, как из пасти бегемота.
Смердит желудочной кишкой, чужой, гнилой прямой.
Гуляет пьяная московская суббота.
Бесцельный мат над улицей висит ..
В подъезде кто-то бьет кого-то и за что-то,
И на балконе дико женщина кричит.
--- --- ---
Устав от глупости и мерзости,
уйду в далекую страну,
Где нет ни пошлости, ни бедности.
И там покой себе найду.
Не видеть рожи эти пьяные,
Не слышать ругань под окном,
В метро не ездить с ними рядом
Ни поздно вечером, ни днем.
Наверно, люди есть чудесные,
С душою доброй, раз в одном
Живем мы мире. К сожалению,
С людьми я теми незнаком.
Уйду подальше. На собрания
таскать не будут там меня,
И на субботники заранее
Не соберут по три рубля.
Не будут приставать с газетою,
И не заставят хором петь,
Не буду изучать ракеты я,
Снаряды, танки и картечь.
И не погонят в Воскресение
Толпой ослиною в музей.
Мне надоели песнопения,
И нет здесь у меня друзей.
--- --- ---
Уплыл мой корабль. Берег скрылся в тумане.
И тусклые лица в серых тонах
Осеннюю скуку, как мелочь в кармане,
Меняют на двушки тоски в парусах.
Корабль равномерно волной подымает.
А кормчий уснул. Корабельный штурвал
Безвольные руки без цели вращают.
Бушприт тень кладет на безжизненный вал.
Корабль все плывет. А годы проходят.
Ракушками, тиной облеплено дно.
Куда капитан свое судно уводит
Усталой команде узнать не дано.
Состарился юнга, отправился боцман
В тот мир, где подошвы ласкает земля.
Мелькнет привиденьем какой-нибудь остров.
И снова вода: океаны, моря.
Матросы не помнят ни лица знакомых,
Ни лица родителей, жен и детей.
Не помнят ступени родимых порогов.
Идет вереница размеренных дней.
Приснится вдруг гвоздь, куда вешал он шапку,
И пес, что подох лет пятнадцать назад.
Во сне подает он старательно лапку.
И в драке кабацкой убит младший брат.
А днем плеск волны, ветра свист, крики чаек,
Скрип мачты, треск паруса, ругань и мат
Заветные звуки опять вытесняют -
кудахтанье кур, вой в трубе, лай собак.
Доставлен был груз до порта назначенья.
Команда на берег встряхнуться сошла.
Кабак, вино, карты — набор развлечений.
Дележ размалеванных шлюх. Пей до дна.
Наутро похмелье, чужие заборы,
И совесть у церкви с дрожащей рукой.
Карманы обшарили ловкие воры,
И море зовет в путь знакомой тоской.
И вдруг все контрастно и ярко ударит
По нервам, глазам. Истомленным мозгам.
Матрос, поседев за мгновенье, узнает -
Он родом отсюда. По старым домам,
По дереву детства, повзрослевшему скверу,
К родному порогу дорогу найдет.
И, сев на нагретые солнцем ступени,
Наверно, умрет. Да, наверно, умрет.
--- --- ---
На столе стоял телефон.
Я сидел и чего-то ждал.
И с остатками мяса кость
По бокам ножом очищал.
Зазвенел телефонный звонок.
Прерван ужин — и черт бы с ним.
Я надел супермодный сапог,
В бар « Туриста» я побежал.
« Денег нет» — я им сразу сказал.
А они в ответ: « Ну и что ж?
Лишь бы ты нам себя отдал».
Вышел. Холодно. Слякоть. Дождь.
Поспешил я к девчонкам своим,
Отрешенный от мира сего:
Я неделю уже не пил,
Три рубля имея всего.
Взял автобус. Номер такой,
Что размер не может принять -
сто сорок четвертый, простой,
Но редко приходит, ****ь.
Но на этот раз подошел.
И я что-то такое нашел,
Что заменит мне слово «****ь».
Я нутром ощущал пустоту.
Я – в ней что-то искал.
Я не раз находил не ту -
За восьмым шел девятый вал.
--- --- ---
В кирпичном доме, красном, как из фильмов ужаса,
Мигает дискотека светомузыкой.
И Крымский мост обвисшею веревкой
Через Москва-реку протянут ловко.
Квадрат экрана: « Черным треугольником»
Тусовка увлеклась, забыв о стольниках.
По набережной я один гуляю,
Для развлечения слова в стихи слагаю.
Мне не на чем писать. Я их запоминаю.
Пока гулял я - дискотека кончилась.
Пора в «Советскую». Потом – просмотр,
И – в коечку.
--- --- ---
Льется жидкое золото Стиви Вандера
Из мощных динамиков: «… в любви все честно»
И в жизни все честно.
Только не надо спать с нелюбимыми женщинами,
Даже из жалости или по пьянке.
А то на душе под утро бывает очень уж скверно,
И долго не заживают ранки.
Надо, чтобы женщина хоть немного нравилась,
Когда она целует тебя в шею и ключицы.
Пусть твой товарищ по компании
Из кожи лезет, чтобы тебя обойти.
Но ты уже знаешь – ты на верном пути,
Если тебя целовали в ключицы и шею.
Она млеет, когда ты крепче сжимаешь объятия,
Думая о том, не звонит ли сейчас другая,
Чей звонок ты ожидаешь уже неделю
С тайной надеждой и болью в груди, плечах, возле шеи.
Сам себе слово дал – не звонить больше первым.
А вот сдержишь ли? Неизвестно.
Значит, подставляй ключицы и шею,
Свою ногу между ног ее в танце вставляй смелее,
И прижимайся так, чтобы стало ей ясно:
Ты – мужчина. С тобою шутить опасно.
А после, ночью,
Закурив сигарету,
Будешь зачем-то смотреть в окно,
И повторять при этом
Тот телефон. А, все равно!
А после нальешь еще и выпьешь из чаши забвения,
И пусть смотрит с недоумением
Девчонка твоя, и думает, что…
А впрочем, тебе ж все равно, о чем она думает.
Утром она уйдет. Ты – останешься,
Перебирать в уме число семизначное
И смотреть на немой телефон.
--- --- ---
Я пьяным был, немножечко отвязным,
Но, как мне кажется, я вроде не хамил.
Я после Кащенко, а души не заразны.
Я смутно помню все. Я слишком много пил.
Но как-то утро встало недотрогой.
А мне вдруг подурнело, хоть кричи.
Один на кухне пиво выпил много,
И слушал сердце – как оно стучит.
--- --- ---
Я устал шутить и пошлить,
Говорить только умные вещи.
Я хочу все забыть и не пить,
Стать тупым, как уездный помещик.
Я хочу похмелья не знать,
Полюбить без истерик, без трещин.
Я хотел бы всю душу отдать,
Всю до капли, одной только женщине.
--- --- ---
Больница МИД СССР Марине
Лес был снежный. Между елей
Мы бродили, как в ущелье.
И над нами звездный атлас
Ярче был, чем на поляне.
Как в колодце отраженья,
Звезды дальние блестели.
И о чем-то бесконечном,
Падая, снежинки пели.
Пахло дымом, и собаки
Где-то лаяли от скуки.
Было холодно, и скоро
У тебя замерзли руки.
Ты хорошие читала
Мне стихи, и вот что странно -
Говорить хотелось мало,
А сказать так много было.
Вдруг застенчивым и глупым
Стал я. Молча шел и слушал
Столь весомым вдруг казаться
Стало слово человечье.
--- --- ---
Заката сок — гранатовый кармин,
не видел никогда рассвета нежность.
А белоснежно-розовый жасмин
Не ведал накрахмаленную свежесть
Сугробов. Так одно не знает о другом.
Лишь солнце о луне немного знает.
Когда их вечер застает вдвоем
На небе, то о ночи забывает.
Луна не знает об обратной стороне,
Как и монета. Лишь немного знает
О снеге дождь, снег о дожде,
Когда им вместе падать выпадает.
Но это все понятно: на земле
Такие пустяки не замечаешь.
Но как могу не знать я о тебе,
И как понять, что ты меня не знаешь?
--- --- ---
Раскисшее поле, коричневый лес,
Весенний и голый. И голубь небес
Мне губы подставил для поцелуя.
Вот только свои подставить смогу я?
Чтобы он горечи не оставил,
Чтобы волшебный пейзаж не растаял.
--- --- ---
Якушину и Гале
Люблю на публику играть,
Лить, как со сцены, слов каскады,
К себе вниманье привлекать
И выдавать друзьям браваду,
Когда они со мною рядом
Готовы путать ночь со днем.
Ведь с ними рядом я, и днем
Готов им петь ночные серенады.
А ночью в комнату войти,
Бутылку водки принести,
Ее закусывать вареньем,
И вслух читать стихотворенья.
Как славно снова захмелеть,
Шутить, смеяться, песни петь.
Мы, не стесняясь наготы,
На «вы» вдруг переходим с «ты»,
И обращаемся друг к другу:
« Корнет, налейте-ка вина»
Или «Поручик, пить до дна!»
Зажечь зачем-то свечки и задернуть шторы,
Замедлить время так, чтоб день не наступил,
И позабыть, что жизнь — лишь цепь простых повторов,
И тешить себя тем, что так еще не жил.
Зачем-то сдернуть с дамы простынь
И пить глазами красоту.
--- --- ---
Холодный запах мокрых слив,
забытых чувств прилив-отлив,
Рояля клавишный оскал,
Разбитый вдребезги бокал,
В ковре дыра, бутылки в ряд,
Среди рассыпавшихся карт,
Стоят во фрунт, как строй солдат.
И дамский на столе чулок,
И дуло холодит висок.
Поручик спит, поручик пьян,
И поседевшие усы
десятой доли той красы,
Которой прежде он блистал,
Уж не имеют. Он устал.
И дамский на столе чулок.
И дуло холодит висок.
--- --- ---
С ума схожу я постепенно.
Сейчас лампада догорит.
Хотя вполне закономерно
Меня на дачу к ней манит.
Сквозь листья клена солнце светит,
И по стеклу скользит оно.
Я знаю, что за все в ответе.
Но хочется разбить окно.
Разбить и в поезде умчаться,
До Снегирей пройтись пешком,
И навсегда там и остаться,
Где вижу я родимый дом.
--- --- ---
Она не приедет.
Я зря ее жду.
Зачем же тогда позвонила?
Быть может, пьяна.
Быть может, разду...
А может быть, просто забыла.
А если все так,
то и я не откро...
Не подойду к телефону.
А буду смотреть
На пустое окно,
С ночным темно-синим узором.
--- --- ---
Заревел на кухне холодильник,
Тикают часы, бормочет кран.
Я — несчастный и бессонный полуночник.
Хорошо, хоть не скрипит диван.
«Холодильник-полуночник». Ну и рифма!
Почему она звучит в моем мозгу?
Потому что я несчастный полуночник,
И никак заснуть я не могу.
--- --- ---
Тазепам и валиум делают дело:
Клонит в сон мозги и прочее тело.
Не звонит Чита. Наверно, не хочет.
Думает, зря Иванов мне душу морочит.
А, может, не спит брательник.
Лезет в голову слово « сочельник».
Карандаш слабеет в руке.
Почему-то тянет к реке.
Там вода, как кристалл, чиста.
Как твоя нагота.
Я раздел бы тебя осторожно,
Не бросаясь в омут реки.
Ты сказала бы: « Миша, можно»
Я спросил бы: « Коснуться руки?»
--- --- ---
Можно молчать и не слушать,
Можно не говорить,
Можно смотреть и не видеть,
Захлебнуться и все же не пить,
Можно качаться в люльке,
Можно люльку качать,
Можно по рельсам катиться,
Можно тянуть и толкать,
Есть еще множество «можно»,
Но одного нельзя -
Пытаться быть осторожным,
По острию скользя.
--- --- ---
Светает и запела птица.
Да. Три. Не ночи, а утра.
Уже не стоит спать ложиться,
Ведь было спать давно пора.
Отрезал ровно половину
Какой-то умник у луны.
И льются в лунную долину
Мои загадочные сны.
Светлеет в комнате и шторам
Пятно луны не удержать.
Три раза каркнула ворона.
Кто научил ее считать?
Четыре и луна исчезла.
Растаяла в небесной мгле.
Выходит, что не бесполезно
Горела лампа на столе.
--- --- ---
Что-то слишком часто душа
Мне является в бреднях моих.
Ты, душа, плоха? Хороша?
Расскажи о себе в снах моих.
По утрам я помню вчера,
Пытаюсь представить завтра:
Коротаю один вечера
И яичницу жарю на завтрак.
А вчера … бар « Туриста», дымная копоть,
И у стойки танцуют люди.
Ноет сердце, как сломанный ноготь.
Что-то завтра со мною будет?
--- --- ---
О чем думает перелетная птица,
Когда пролетает над городом?
И чем на нее от нас веет -
Теплом человечьим иль холодом?
О чем думает в зиму синица,
Когда с кормушки клюет объедки?
Обижается на нас птица
или благодарит за это?
Говорят, остаются утки
У нас на зиму в черте города.
Но журавль не останется, дудки!.
Лучше сдохнет в пути от голода.
Не понять перелетную птицу.
Лишь она знает, где ее родина.
Это людям случается сбиться
С курса верного, хоть и знают, где Родина.
А может быть, для нее нет границы,
Для нее край родной — весь наш шар земной.
Ну а родина — там, где гнездится,
И птенцов созывает домой.
Я хочу быть такою птицей,
Чтоб свободно по миру летать.
Может это однажды случится.
Вот когда только — мне не узнать.
--- --- ---
Костер угас, мигая красным глазом.
Оскал ослаб незлобиво под газом.
Мне не уснуть. С бессонницей на «ты».
Я памяти на сердце мну цветы.
Утром лесистым,
Полем росистым,
Скачу на рысистом коне налегке.
Разбита пол-литра,
Залита палитра
забытой молитвы в моей голове.
И каждый цветок, что нога подминает,
Того, что прошло, не воротит уже.
Время, утраченное, не возвращает
Узкие губы дальней меже.
--- --- ---
На том берегу Москва-реки
Играет музыка, свет.
Там кто-то сейчас спотыкается
Под общий и собственный смех.
Я лыжи гоню, задыхаюсь я,
Я не хочу быть один.
Там парами кто-то катается,
А я катаюсь один.
--- --- ---
Наступают на ноги приезжие.
С голоду штурмуют магазин.
И заданья пьяницы прилежные
Выполняют у отдела вин.
Водки нет — сегодня воскресение.
Но портвейна много есть в стране!
Улучшают люди настроение.
Кто б помог его улучшить мне?
--- --- ---
Дайте мне рюмку, сигарету и пепельницу,
Ручку или простой карандаш.
И я вас возьму с собою на виселицу,
И нарисую печальный пейзаж.
Под руку вместе со мною по свету вы
Шагом пройдете тысячу ли.
Сто тысяч кальп промелькнут не замечено,
И голуби будут купаться в пыли.
--- --- ---
Зарядку делать не могу.
Апатия, усталость.
Почти что никого не жду.
Сонливость, тяжесть, вялость.
И без надежды пролистал
Всю записную книжку.
Листать закончил. В стол убрал.
Захлопнул ящик крышкой.
--- --- ---
Что такое депрессия?
И с чем эту штуку едят?
И с чего у тебя депрессия?
Откуда? – все говорят.
Отвяжитесь, и так мне тошно.
На то она и депрессия,
Что ее объяснить невозможно.
Одета в белое платье,
Вместо глаз у нее – проемы.
А если всмотреться внимательно,
Бездонные водоемы.
Чем дольше глядишь, тем глубже
Проваливаешься в пропасть.
А ухватиться не за что,
Хоть кричи, хоть ногами топай.
Ходит и ходит следом
Весь день, словно снег скрипучий.
Все явное кажется бредом.
А ночью просишь: « Не мучай!»
Ворочаешься и на кухне,
Электрический свет ненавидишь.
За окнами – черные мухи.
А во сне скорпионов видишь.
Около пяти, под утро,
Вороны ее прогоняют.
Апатии черный трон свой
Депрессия уступает.
Днем значительно легче,
Уходишь с головой в работу.
Но приближается вечер
И вновь увязаешь в болоте.
Ты – в парк. Она – за тобою.
Смотрит твоими глазами.
И липкой своей рукою
Дерево выбирает.
Сегодня березу выбрала.
Представляет, как на ней качаешься.
Мысль в голове: « Обрыдло все.
Удавлюсь – ты ж со мною удавишься!»
--- --- ---
У разбитого корыта человек сидел,
И урывками, случайно, в зеркало глядел.
Видел в зеркале огромном лишь глаза свои.
Между тем часы, минуты складывались в дни.
Солнце за окном вставало. Наступала ночь.
Тени в полдень удлинялись. Снова сутки прочь.
По утрам в одежде белой кто-то приезжал,
Зеркало своей рукою нежно вытирал.
Человек все также мельком в зеркало глядел,
И все также у корыта без нужды сидел.
Реже стала появляться нежная рука,
Приближалась к водопаду тихая река.
И однажды в день прекрасный кто-то не пришел.
И от глаз своих свои же в сторону отвел
Человек глаза, увидел — зеркало в пыли,
И без весел чья-то лодка сохнет на мели.
Человек увидел: кто-то перед ним сидит,
И на лоб его в морщинах пристально глядит.
Он поднялся и ладонью зеркало протер,
и над лодкой белый парус поднял, как шатер.
Оттолкнул ногой корыто, правит в океан.
Парус лодку ходко тянет, наплевать, что рван.
Буруны и рифы, мели, берег — позади.
На борту иголка с ниткой — небо впереди!
--- --- ---
В. Исурину
Парк Сокольники
Снежинки совершают мягкую посадку.
Настолько мягкую, что звук падения не слышен.
Снег — счастье. Снег нельзя назвать осадком.
На елях спят подопытные мыши.
Эксперимент зимы затянут. Но известен
Нам результат — растает все весной.
Так отчего же он так интересен,
Когда итог известен нам с тобой?
Ты объяснишь, что изменяется природа,
Цветет жасмин, и распускаются цветы.
Я возражу; причем тут время года?
День ото дня меняешься лишь ты.
--- --- ---
Я катался перекати-полем
По скатертям московских кабаков.
Ел изредка. А вот вина пил вволю.
Жил со всякими. Но вроде бы здоров.
Эх, Москва кабацкая! Ты стала — ресторанной.
Чтоб пройти без очереди, халдеев надо знать.
И давно исчезли куда-то зазывалы.
Надо пить уметь, чтоб мордой не упасть
В оливье столичный или в ассорти.
--- --- ---
Москва, Москва,
Что мы с тобою наделали?
Ты помнишь, как раньше все было?
Как смело по Парку мы бегали,
Играли в войну, враждовали с Шаболовкой...
Как сладко и горько вспоминать эти шалости.
Сколько ж лет прошло с тех весенних лет?
Почему не игрушечный нужен мне пистолет?
В том, что есть сейчас, есть моя вина.
Может, смолоду пил слишком много вина.
Господи, в каком бы ты ни был обличье,
Помоги нам вернуть лицо человечье.
Не бывает вины коллективной.
Были ж люди и не наивные.
Были, были, есть они и будут.
Но где я-то был?
Да...
Молчу.
Сижу и смотрю в окно.
Все те же трубы теплоцентрали.
Да уж, Мишка Банан, голубыми не стали дали.
Небо даже, мне кажется, переменилось.
Что ж дивиться, что столько друзей моих спилось?
Спитый чай.
Может, слить его к черту?
Мы дошли до черты — бросить в урну обертку?.
Как?
Что делать?
Как жить?
Может, просто напиться и все забыть?
Где б найти собаку такую,
Чтоб могла зализать наши раны?
Не я же один здесь тоскую,
Как на мушке банкир без охраны?
Утром 2.10.93. в баре гостиницы « Спутник», на 16 этаже
--- --- ---
Я люблю говорить на двоих,
На троих такое не скажешь,
Разливая слова на троих,
Не успеешь понять, хоть и вмажешь.
На двоих же предельно ясно
Говоришь и пьешь. Не спеша.
Раскрывается без опаски
На двоих постепенно душа.
Произнес и слушай внимательно,
Очищай себе апельсин.
Ну а если одной не хватит нам,
Побежим вдвоем в магазин.
И не надо тянуть на спичках,
И никто не обижен этим.
Так вошло у меня в привычку
На двоих пить, без всяких третьих
--- --- ---
Я думал на рассвете дождь прошел,
А то седела и тупела голова.
Я думал мимо дикий слон прошел,
А то над крышей ветер завывал.
С ранья брехали псы, квохтали куры,
Попозже птицы стали щебетать.
Под утро чуть не умер я от муки,
Что нету силы мысли записать.
Я из окна веранды вижу небо.
Оно светлеет. Легче мне писать.
Гляжу на небо, и облизываю нёбо.
А к нёбу моему и крошки не пристать.
--- --- ---
Вадику Якубову
Друг выходит из запоя.
Я везу его сдавать.
Солнце нежно душу моет.
Скоро ль я запью опять?
По традиции, весною,
Только станет пригревать?
Но, возможно, и зимою
Все начнет надоедать.
Сколько денег мы пропили!
Надо выдать бы медаль:
Оборону мы крепили –
Наши деньги варят сталь,
Наши деньги в самолетах,
Танках, бомбах, кораблях,
В автоматах, пулеметах,
Не считая медных блях.
Мы здоровья не жалели,
Пили водку, красноту,
Иногда – «Ркацетели»,
Чаще – пиво, бормоту.
А теперь неблагодарно
Ставит крест на нас страна.
Очень ясно, негуманно
Нам объявлена война.
Позабыли о заслугах
И о подвигах былых,
Заставляют выть белугой,
Бьют по почкам и под дых.
Гонят в шею нас с работы,
Только с двух нам продают,
В ЛТП, как в банке шпроты,
Алкаши бессрочно мрут.
С детства к водке приучили
И поштучно, и в разлив.
А сейчас вся шея в мыле,
Сивый мерин так не сив.
Плохо нынче нам живется.
Я теперь токсикоман.
А мой друг от ломок бьется.
Он – со стажем наркоман.
--- ---- ----
КАЩЕНСКИЙ БЛЮЗ
Друзья-москвичи, с больными глазами,
С истерикой нервной, с закруткой в делах,
В крутом вираже скрипя тормозами,
Паркуйтесь у Кащенко в псих-корпусах.
Здесь, в Кащенко, лечат того, кому тошно
Толкаться в метро, и на службу ходить,
Кому вездесущие черные кошки
Мешают, приметой работая, жить.
Кто хочет любить, но любить не умеет,
Кто мог бы любить, да любовь не дана.
Кто или робеет, иль слишком наглеет,
Кто рад бы не пить, да не может, вина.
И если не в силах вы жить в одиночку
(А каждый ведь в сущности в мире один)
Вам в личное дело запишется строчка,
Заснуть ж вам поможет аминазин.
--- --- ---
Небо неодушевленное.
Нет ни солнца, ни луны.
Только глупые влюбленные
Вслух загадывают сны.
Неосознанны желания.
У павлина, кстати, хвост
Помнит, что произрастанием
Служит жопа, а не мозг.
--- --- ---
Идиотский смех. Это Даня смеется.
Носится по коридору, пуская слюну.
Бородатый негр в истерике бьется –
Руки ломают ему под иглу.
Он боится рентгена, хочет одежду,
Хочет такую, как у меня.
По-русски лопочет, просит прилежно.
И вчера, и сегодня, и третьего дня.
А тот с отмороженным взглядом ходит,
Другой из запястья крови пустил.
Запчасти на души в накладных не находят
И в задницы колют аминазин.
Этот шел и вдруг оскалил мне зубы,
Оскалил и тут же глаза закатил.
Где-то пьют виски в теннисных клубах.
А здесь ставят клизмы и свет не мил.
--- --- ---
Разорались под окном вороны.
В эту ночь опять глаза я не сомкнул.
Где-то здесь у серых есть воронодромы.
А сегодня, видимо, ждет меня отгул.
Да, он прав, дневной, дневной мой трезвый голос.
Это не стихи. А просто так. Дневник.
Впрочем, есть надежда: прорастет мой колос
Из зерен тех, что красный озарял ночник.
И голос прав дневной. Жизнь моя в квадрате.
В четырех стенах она заключена.
В них сижу один, как в Кащенской палате,
И пишу о том, что ночь в окне темна.
Лунные вороны, все одно и тоже –
Карканье рассвета, трупы сигарет.
Но как знать наверное? Прав Исурин может?
В форме и эмоциях кроется ответ?
Да, рассветов много. Много и закатов.
Но и настроений больше, чем ворон.
У реки так много разных перекатов.
Каждый колокольчик свой имеет звон.
--- --- ---
На рождение сына Вадика
У меня родился сын.
И за что мне такое счастье?
Я по жизни, как щепка плыл,
Ожидая одни ненастья.
Стукнет летом мне тридцать три.
В этот год, когда столько стукнет,
Сыном бог меня одарил.
И теперь все прекрасно будет.
У Наташи такие глаза,
Теплые и родные.
Как люблю я эти глаза!
Я хорошим стану отныне.
Я не буду давать обещанья –
Столько раз уже их давал.
Но я знаю, мои желанья
Совпадут с тем, что я обещал.
--- --- ---
Шторы раздвинул и солнечный свет
В дом свой впустил. Но удастся ли
В душу впустить? Я не знаю ответ
Ночь лезет с бездарной подсказкою.
В проеме балкона. Смотрю на людей.
Курю сигарету. Не кашляю.
Быть может, как раньше, кто из друзей
Веселой рукою помашет мне.
Нет, вряд ли. Теперь лишь гудок « Жигулей»
Реален. Теперь — все приятели.
Стараюсь выглядеть повеселей,
Покруче, пообаятельней.
На вопрос « Что есть друг?» мне ответил Даль:
«Друзей-то много, да друга нет».
Уходят друзья в далекую даль.
И сквозь толщу лет я им шлю привет.
--- --- ---
Все чаще плачут во дворе качели
А раньше ведь не плакали, а пели.
Теперь мой сын на них качается с восторгом.
И для него еще не пахнет время моргом.
Пускай он избежит мой судьбы.
Поменьше мыслей. Больше бега и ходьбы.
--- --- ---
Уж время отходить ко сну,
Но спать не хочется и седуксена кубометры -
Дым сигаретный кольцами ко дну –
Корабль извилин топят незаметно.
В курилке спорят рьяно чифиристы,
Как лучше вены на руке вскрывать,
За реплики б передрались артисты,
Когда б в «Кукушке» вновь пришлось играть.
Один советует веревку смазать мылом,
Другой о мочеиспускании твердит,
Сопровождающем в последних корчах тело.
Но сам живет и бодро чифирит.
Все! Выключаю звук пустопорожних прений.
Есть много способов остаться молодым.
Небытие для тех, в ком больше нет сомнений,
Что впереди спасенья сизый дым.
--- --- ---
Мне дивные чужие запахи
Мечты пустые навевают.
Ром анансовый и страусы.
И шхуны мачтами качают.
И в прелом яде стран тропических,
И в жгучем холоде Антарктики
Мерцают чьи-то очи синие
От моря Красного до Балтики.
И удивленье глаз горячечных
Немым упреком в небо вылито.
Авансы жизни все растрачены.
А сколько взято — позабыто.
--- --- ---
Синим пледом накрылся, устроился.
Или сходить покурить?
И с чего я так сильно расстроился?
Плохо было и хуже не быть.
--- --- ---
Оставь меня. Мне ложе стелет скука.
Зачем мне рай, которым грезят все?
А если грязь и низость – только мука,
По где-то там сияющей красе.
Георгий Адамович. «Комментарии»
Встречаюсь иногда со старыми друзьями.
Они свои подписывают книжки.
После бутылки пишут « другу Мишке»,
А после фильма « Иванову Мише».
Быть может, в этом время виновато,
Или дороги наши разошлись,
Но кто-то забивает уши ватой,
Слов не отыскивает искренняя мысль.
Дорога их – извилиста и в гору.
Моя же – вниз. Но я, как альпинист,
Ногой ищу нетвердую опору,
В надежде, что внизу источник чист.
С горы вид лучше: горы, горизонты,
Все тучи – под тобой. Ни града, ни дождя.
А я в ущелье без дождя и зонта,
Бреду по дну, источник не найдя.
Сквозь тучи иногда и гор не вижу.
Да и вообще, я не для гор пишу стихи.
Пишу для тех, кто опускается все ниже,
Чтоб в роднике отмыть свои грехи.
--- --- ---
Нет, душа не стареет,
Лишь мудреет с годами.
Взбудоражен морщинами
Бесшабашный мой лоб.
Из груди сердце рвется
Наружу отчаянно,
И весной небо синее
В загулы зовет
--- ---- ---
Я шел по белому снегу,
Оставлял за собой следы.
Над собой одержал победу.
Знаю, справишься с этим и ты.
Если кто понять вдруг захочет,
Прочитав эти строки, меня,
Пусть пройдет белому снегу
После очень долгого дня.
--- --- ---
Сидел на камне, пыльном, сером
И тихо плакал, что над телом
Своим справляться нету сил.
А вот бутылку поднял тряско,
Сьедая краску, как песок,
И встать и улыбнуться смог.
А утром спотыкался у ларька
И очищая медяки от табака,
Без очереди лез, как будто роды
Скрутили череп где-то у виска.
Янтарь целебный кружки пенной
Я пил и зубом скрежетал.
Пустыня воду не впитала б,
Как пиво всасывал язык.
И лук слезу не вышибал так,
Как жар, куда глоток проник.
Снимите шляпы – алкоголик!
Нет! Пьяница я бытовой.
--- --- ---
Бывает порой отчего-то вдруг грустно,
Хоть всюду весна, а в душе как-то пусто.
И даже не пусто, а просто тревожно
И ищешь ты что-то, возьмешь осторожно,
На сердце подденешь трепещущий нерв
И ищешь по нерву, где прячется червь,
Что гложет пустыми терзаньями мозг,
Такие терзанья в сто крат болезненней роз.
Не знаешь ты сам отчего вдруг страдаешь,
Не знаешь чего, но страстно желаешь,
И что-то внезапною майской грозою
Играет немым обещаньем с тобою.
Ты руку протянешь – поймал! Но пустое.
То, что ты ловишь, не ловят рукою.
--- --- ---
Сейчас обрежу телефоны
И к двери больше не пойду.
Создам в квартире мини-зону,
Свой срок отбуду и уйду.
---- --- ---
Один алкоголик и две алкоголички
Купили шесть бутылок вина.
Курили папиросы, бросали на пол спички.
Пол дюжины бутылок выпили до дна.
--- ---- ----
Утро скоро и падает слово,
Как я пьяный валюсь в кровать
Утро скоро и слово снова
Во мне будит что-то опять.
Помню я зари нашел бледность,
Отдаю ей памяти дань,
Помню юности безмятежность,
Беззаботную, светлую пьянь.
Я пишу окровавленной костью
У меня перелом открытый.
Не смогу я стать вашей тростью,
Элегантностью перевитой.
У маня есть одно желание -
А этой жизни себе не врать.
Хотя трудно узнать заранее,
Где тебе суждено упасть.
А сейчас, как плевок засохший
В мезозойском периоде где-то,
Выбираю я лучшую марку
Для последнего пистолета.
--- ---- ------
В разных домах, в Давыдково и на Ленинском,
В Беляево, Центре и прочих местах
Тазепам глотают, элениум
Я тоску изливаю в стихах.
День весеннего равноденствия
И сугробы уже дали течь.
Дни кретинского благоденствия
Я по пальцам могу перечесть.
Я опять один, это страшно так,
Что сжимаются руки в кулак.
В день весеннего равноденствия
Потерял неразменный пятак.
Я в гробу хотел бы отшельником
Пролежать эдак с тысячу лет,
Толстым стать, спокойнейшим мельником,
Иль к виску поднести пистолет.
Пусть растают сугробы оком окопные,
Заорут по утрам воробьи.
И весна золотистые локоны
Распускает в окна мои.
Я хочу научиться по улицам
В ожидании встречи бродить
И хоть долго придется мне мучиться,
Но я брошу когда-нибудь пить.
Научусь я вставать и в сортире петь.
Разучусь бояться любви
И на рыб золотых я расставлю сеть,
Позабыв про седины свои.
--- ---- ----
Пить или не пить?
Не пить большая тоже крайность,
А пить, кто может научить?
Закон, борьба или случайность?
Пока не знаю я ответа,
но знаю точно - не сопьюсь.
я слишком часто повторяю это
и этого немножечко боюсь.
----- ---- ------
Май, Коктебель, вишня цветет.
Рыжая кошка по крыше идет.
Сижу на веранде. Один. Пью вино.
Когда это было?... Это было давно.