Я стою на борту парохода, чьи трюмы набиты
плотно, словно селёдкой, живыми людьми.
Мы уходим. Мы сброшены в море, разбиты
и не преданы только собаками и лошадьми.
Взгляд скользит по воде, по амбарам портовых артелей,
пароход издаёт не гудок, но трагический стон,
и еще одно море колышется - море шинелей
на которых отныне ни хлястиков нет, ни погон.
Я пройду этот путь, и в конце его я увижу
некролог о себе, всего из одной строки,
во вчерашней газете, разбросанной под Парижем,
на дороге в Руан, где столкнулись грузовики.