Я забывала его в прохожих, пересекавших мне где-то путь. Один был так на него похожим – я даже путала их чуть-чуть. Носил часы (те, что подороже), и был серьезным, почти как он. Он бил тату у себя на коже, и был безумно в меня влюблен. И хорошо с ним все вроде было, без драм, без боли и без забот. Но я ему позвонить забыла. На день, на месяц, потом на год.
Другой был вежлив, дарил тюльпаны (я ненавижу тюльпаны, черт), и обещал познакомить с мамой, что испечет свой коронный торт. Он был небрит и писал картины, такие странные, не понять. Менял раз в час свои псевдонимы (их, кстати, лучше не вспоминать). Носил толстовки с смешным рисунком (или дурацким, раз быть точней). И постоянно звенели в сумке большие связки его ключей. Он обожал меня пьяной, бледной, в добре и в злости, во сне, в борьбе. Но я ушла в магазин за хлебом и растворилась потом в толпе.
А третий был безнадежно милым. Такой романтик, вино, кино. И не курил, и почти не пил он (но, если честно, мне все равно). Дарил вот эти все мишки, зайки и рассыпал миллионы роз. Но я, простите же, негодяйку, не принимала его всерьез. Он мне писал миллионы писем, свои «люблю» на снегу зимой, читал мне сказки о принце, лисе и розе, ставшей его мечтой. И чем он был не таким, не знаю. Но не влюбилась в него. Никак И я пошла с кем-то выпить чаю. И не вернулась, ну как-то так.
***
Я забывала его в прохожих. Я оставляла в прихожей свет. А он был вшит у меня под кожей. Я забывала…
– Забыла?
– Нет.