Из поэмы Молчание Камчатки
Пролог
Укрыта и зашторена снегами
От толкотни столиц и суеты,
Молчит Камчатка, с новыми веками
Соединяя прошлого мосты.
Поклоны дарит четырём ветрам,
Удерживает русскую границу,
И веры восстанавливает храм,
И знанье собирает по крупицам.
В сердечной чистоте и простоте,
Храня заветы, сторожа могилы,
Над водами морей, на высоте
Свою накапливает силу.
На глубине души своей земли
Соединяет главное богатство –
Камчатка возвышается людьми
До уровня святого братства.
Перед боем
Дом губернатора; и за столом семья.
Блестит хрусталь, надушена перчатка,..
В окне,как занавес — туманов кисея,
И тонет в сырости своей Камчатка.
Красавица среди гостей царит,
Муж — генерал, оплот страны и веры
С ней рядом, и свеча горит.
В гостях — друзья, с «Авроры» — офицеры.
И беготня детей, и взрослых споры.
Весёлый ужин, было решено
«Спектакль прочесть , сошлись, что «Ревизора».
Установили время и число.
По тонким пальцам звук волшебный длится.
Играет на рояле и поёт
Завойко Юлия – камчатская царица,
«Мать-губернаторша» — народ её зовёт.
В ней все сошлось: и ум, и воспитанье;
Душа, как эхо. Воплотились в ней
И верноподданность, и осознанье
Себя женой и матерью детей —
Женой любимою Большого человека
И матерью десятерых детей…
Но середина девятнадцатого века,
И — Крымская война стучится в дверь.
***
Как дым на Бабушке мучительна тревога.
Готовится к осаде долгой порт.
Бесхлебная Камчатка перед Богом
Торговый просят, не военный борт.
Но хлеба нет, и близится сраженье…
От Сандвичевых островов пробился бриг,
Привез туземца-короля уведомленье
О намереньях вражеских стратиг.
Собачий вой, судов грядущих вестник,
Собачьих стонов непрерывен гул —
В них чудится война, и запах смерти
Перебивает запахи регул.
На день спектакля был сигнал «Эскадра!» –
В Авачинской губе замечен враг.
Построились фрегаты в авангарде,
Английский и французский виден флаг.
***
В ладонях сжата книжечка сигналов,
На мыс с тревогой Юлия глядит.
И мысли замерли. Война у входа встала.
Багровой метью на скале горит.
Она в беспамятстве на лавочку садится,
И что-то жалкое и детское в губах.
На душу давит горе колесницей.
Нет упований больше — только страх.
Ей чудится огонь чужих орудий
Сквозь тусклый морок предосенних дней…
Что делать ? Что с Камчаткой будет?
Как уцелеть? Как уберечь детей?
А враг силён, и стяги гордо реют.
Сравнимы с сопками красавцы-корабли.
Не сопоставить с ними батареи
И горстку малую защитников земли.
Земли, затерянной в морях,
Но все же русской.
Из крохотных частей составлен щит.
И пушек мало, и непрочен бруствер.
Молчит Камчатка, до поры молчит.
***
Дом губернатора,
... забыт спектакль ненужный,
Растерянные дети, неуют…
Слуга Кирилло кашляет натужно, —
Но слез не скрыть…
Тревога в сердце простодушном...
На Юлию все смотрят — чуда ждут.
Она у Господа исспрашивает силы,
Той силы, что не чувствует в себе.
Приходит муж и говорит, что было,
Как станут защищаться, о судьбе.
Что нужно переправить за Авачу
Её, молённых женщин и детей.
Спокойно объясняет ей задачу,
Подбадривает старших сыновей.
Он говорит, что службе посвящает
И отдаёт ей сердце много лет…
Прощается, детей благословляет,
И каждому передаёт завет:
Что гибнуть за Отечество — награда,
Что за него не страшно умереть,
И, расставаясь с Юлией у сада,
Что ненадолго разлучает смерть…
***
Пора! Двенадцать вёрст. Нет экипажей.
Идут пять женщин, двадцать пять детей,
Да камчадал-старик, хоть хил, но важен.
Дороги нет – размыло от дождей.
И давит небосвод, тяжёл и мрачен.
Ручьи и реки переходят вброд.
Истёрты ноги в кровь, малютки плачут,
Но Юлия молчит. Отряд идёт.
***
Вторые сутки. Наконец — Авача.
Речное устье. Спорят две воды.
Прилив качает суетливых крачек.
Уходит море в реку от беды.
От первого лица.
« Вверх по течению — одно решенье,
К Мутовину , на хутор . Нужен бат.
И только в этом видится спасенье —
Об этом говорили муж и брат.
Не хочется мне плыть, за близких трушу.
Ночь холодна, безрадостен рассвет.
И я прошу снести записку мужу,
Старик-крестьянин мне принёс ответ:
***
— В губе эскадра в шесть судов: фрегаты,
Английский пароход и бриг.
Не отдадим Камчатку супостату.
Бог с нами, разобьём мы их.
В душе нет страха — наше дело свято,
И ты смотри на это веселей,
Ведь Родина одна и мы – солдаты,
А ты спаси и сохрани детей.
***
Что бат — первобытная лодка,
Из цельного тополя сделан,
Несёт по воде он неловко
Своё заострённое тело.
Он прочен, хоть с виду и жалок,
И режет теченье, как нож,
Но этот кораблик так валок,
Что черпает воду, как ковш…
Мученьям конец, вот наш Хутор,
И домик простой, без затей.
В якутские сары обутых,
К нему провожаю детей.
***
Но вскоре к нам пришли крестьяне,
С Авачи, говорили: «Слышен бой»,
Что видели с горы на расстоянье —
С судов и берега палили чередой.
Эскадра маневрировала утром,
И встречена Авачинской губой
После полудня. Тотчас князь Максутов
Ударил первым… Мощью огневой.
За ним "Сигнальная", «Ярская» батареи
Вступили. Но, борта креня,
Враг плыл вперёд и бомбы редко сеял,
Потом одумался, ушёл из-под огня.
Зализывает раны неприятель,
Изранены и корпус, и корма.
На батареях наших, на фрегате
Ударили отбой. И тишина.
Глухая ночь… как сердце замирает.
Вбирает тишину усталый слух.
Камчатка пред сраженьем укрепляет
Особый, только ей присущий дух.
***
Спит хутор, но не спит тревога,
И ходят тени, и свеча горит.
Спадает с неба лунная дорога,
Молчит Камчатка, до поры молчит.
…Вдруг конский топот. Шум и гам. Вопросы —
«Что знаю я?», но нужно отвечать,
Ведь рыбной ловлей жившие матросы,
Шли за Отечество сражаться, умирать.
И на другой, на третий день шли баты,
В них — камчадалы. Их точёный взор
Бил в цель. Родной земли утрату
Не вынести и не снести позор.
День девятнадцатый от августа шёл вяло,
Но к вечеру принёс мне письмецо
От мужа ...
Я молитву прочитала
И выбежала сразу на крыльцо.
— … Мы полагали, неприятель силой,
Превосходящей нашу много раз,
Тотчас же, нападёт — не тут-то было,
Считает, мы сильней, — боится нас.
Весьма досадно, что попался Усов —
Шёл с кирпичами в порт его баркас…
Мы обменялись бомбами, и трусов,
Нет, как и раненых. Мы выполним приказ.
В душе нет страха – наше дело свято!
И ты смотри на это веселей.
Ведь Родина — одна и мы — солдаты,
А ты спаси и сохрани детей.
***
Двадцатый день, угрюмый и ненастный.
Потом неслыханный, какой- то странный гул.
Мутовину мгновенно стало ясно.
Он бросил сети, голову пригнул:
– Палят, прилягте, Юлия, так надо,
На землю, —
Стонет и кричит
Она под сильной частой канонадой —
Камчатка отвечает, не молчит.
Глаза в слезах, все начали креститься,
И в сердце попадает каждый звук.
Вот снова выстрел, может так случиться, —
Покинул жизнь любимый или друг.
— Скажи, Дурынин , есть ли тут вершина? —
Спросила я, когда раздался рык
Такой, что рядом вздрогнули мужчины.
— Конечно, есть.
— Тогда, веди, старик.
Отправились вослед и шли мы споро,
На высоту нас вывела судьба,
И с этой высоты явилась взорам,
Горами окружённая, губа.
— Смотри, смотри-ка! Во-о-он, большое судно.
Оно в огне, горит оно, горит! —
Но чьё оно, сказать нам очень трудно.
И греет солнце, но не говорит.
Не проникает луч его надеждой…
Что ждёт нас Господи, — сиротство, нищета
В затерянной пустыне порубежной?
Наверняка — погибель, пустота.
И детский голосок: «Помилуй папу,
О, Боженька, спаси и сохрани»,
Ведь Родина одна, и дело свято.
И он один, и вся семья за ним.
***
… Завечерело. И домой устало
Бредём за уходящим солнцем вслед,
В дороге повстречали камчадала,
Он всё принёс, но вот записки — нет.
День следующий на горе стояла.
Смирны фрегаты, бриг и пароход.
Смотрела и о муже размышляла.
Тут крик ударил воздух: «Бат идёт!»
Все бросились вперёд, пришли записки
Василия. Я их читала вслух.
Все — старики и дети очень близко
Стояли рядом, замыкая круг.
— … Бог милостив. Я жив и не поранен.
Сегодня бой был жаркий, но утих.
Как поняли, француз и англичанин,
Особенно не любят русский штых.
Да, есть убитые, о том молчать не станем,
Но флаг спасём и выполним приказ.
Наш город цел и невредимы зданья,
И мы стоим, и знаем — Бог за нас.
В душе нет страха — наше дело свято.
И ты смотри на это веселей,
Ведь Родина — одна, и мы — солдаты,
А ты спаси и сохрани детей.
***
Весь день и вечер провели все вместе,
Щипали корпию… Рассказывал старик —
Привёз он письма и такие вести,
Что люди слушали, не сдерживая вскрик.
— … Двадцатое — день первого сраженья!
Эскадра, как морской гигант,
Шевелится, меняет положенье.
В движенье шлюпы, грузится десант.
Все понимают — нападенье будет.
В кильватере стоят на ширине
... Фрегаты. Суетятся люди.
И первый выстрел вздрогнул в тишине.
Сигнальный мыс. Открыта батарея.
И только сзади высится гора.
Пришёл Завойко, говорил о вере,
Ответом было громкое: «Ура!»
И берег весь осколками изъеден,
Но мимо ядра с бомбами ложатся,
Отец Георгий здесь служил молебен,
«Надеющиеся на Господа не постыдятся».
Сигнальная ракета, как звезда.
«Беречь снаряды, отвечать и драться, —
Таков приказ, — и даже сжечь суда,
Когда не смогут долее держаться».
Кровь и увечья, люди погибают.
И воздух бьёт, и падает гора.
Камчатка не молчит, но отвечает.
И властен голос, и силён «Пора!»
***
С особенным, застывшим выраженьем
Выслушивает Юлия рассказ,
Что весь огонь на эту батарею
Врагами был направлен в страшный час.
На этом бастионе губернатор
И помогает, и руководит.
За мужа, за двоюродного брата —
Максутова, душа её болит.
Стена каменьев, порох весь расстрелян,
Но вовремя «Аврора» и «Двина»
Пришли на помощь русским батареям —
Бежит десант, видна его спина.
***
« … Закончен сказ. Не замечая ветер,
Я представляю в прелести живой —
Наш милый дом, где ждал спектакль, и дети
Защищены, ты рядом…
— Боже, мой!
Когда всё это кончится, ответь мне?
Когда смогу любимого обнять?
Я всё стерплю: и смерть и лихолетье.
Прости, я просто женщина и мать.
…И новый день, и вновь прибыли баты.
Не слышно перестрелки, мирный свет.
Пришла записка моего солдата,
Её читаю, а дыханья нет:
— Десант штыком отгоним, будь покойна,
Ведь в рукопашной — мы своё возьмём.
Бог — с нами, победим достойно,
И с русским именем в историю войдём.
В душе нет страха — наше дело свято!
И ты смотри на это веселей,
Ведь Родина — одна, и мы — солдаты,
А ты спаси и сохрани детей.
***
… Пытаясь отодвинуть неизбежность,
Опять на хребтике, смотрю на пароход…
Три дня молилась Господу в надежде,
Что, может враг отступит и уйдет.
Чу! Дрогнула земля, зарокотала
— Сквозь перешеек бьют, — сказал Мутовин, —
Десант везут на берег, и не малый.
Огонь и дым смешались в каждом слове.
День напряжён, затянут. Неизвестность
Легла на горло, словно липкий гад.
Ещё чуть-чуть, и сердце скроет бездна…
И только вечером с реки: — Давайте бат!
Пришёл пешком с депешей Константинов ,
А также саблю мне принёс казак.
Чернит слеза, смывает почерк милый.
Коротенький листок, в нём было так:
— … Бог нас хранит, десант отбили.
До восьмисот их было человек.
И всё, но в этом голосе и силе
Надежда, новый день, и новый свет.
***
… И снова я одна перед судьбой,
Колеблется в ночи свечное пламя.
Двадцать шестого — прибыл верховой,
Привёз письмо Василия и знамя.
— … Вчера, по окончании сраженья,
Послал известие и саблю я свою.
Сегодня мною принято решенье
Отдать вам стяг, полученный в бою.
Своих хоронит в Тарье неприятель.
Убитых много, сброшенных с горы
Никольской... Это знамя, кстати,
Залог победы нашей до поры.
В душе нет страха — наше дело свято,
И ты смотри на это веселей,
Ведь Родина — одна, и мы — солдаты,
А ты спаси и сохрани детей.
***
… Двадцать седьмого — сильный дождь и вихрь.
Внезапно входит в хижину Мутовин:
— Ушли суда, нет, матушка, их. Тихо.
Конец боям. Не будет больше крови.
… На сердце и сомненье, и восторг.
Перед иконой на колени стала.
Я верила в Него, и Он помог.
И весточка пришла. Я прочитала:
— … Ретировался неприятель. Судно,
Как на беду, попалось на пути.
Из-за тумана разобраться трудно.
Пришлю за вами, а пока терпи».
Эпилог
Дом губернатора, и за столом семья.
Муж генерал — оплот страны и веры.
Жена Завойко — Юлия, друзья,
С «Двины», с «Авроры» офицеры.
Вновь беготня детей, и взрослых споры.
Победный ужин, было решено
Спектакль прочесть, опять же «Ревизора»,
Установили время и число.