На вопрос "Что есть истина?" отвечает профессор Алексей Осипов:
Все, кто когда-то держал в руках Евангелие, тем более, если его читал, то ведь знаете — из чьих уст прозвучал этот вопрос? Из уст римского судьи Пилата, если хотите, властителя. Властитель, который производил суд над Христом, сказал в ответ на слова: «А что есть истина?» «Я есть истина» — «А что такое истина?» Христос ведь так Пилату сказал.
И Пилат спросил: «А что есть истина?», и все те, кто соприкасался с философией, особенно с философией древнего мира, именно того мира, в котором как раз родился Христос. В это время в греческой философии, ну и в римской, естественно, это уже одна была империя, и в это именно время она находилась в кризисе. Только в данном случае это был кризис мысли. В чем он заключался? В том, что удивительным образом перекликается сейчас с нашим временем. Кризис состоял, ни больше, ни меньше, как в следующем: люди разочаровались вообще во всем. Вообще во всем.
Вопрос о критериях
Ценности. Что такое ценности? Недавно я читал одну книжку. И мне в ней понравился диалог одного французского философа с кем-то. И он говорил: «Как это нам говорят, что во Франции нет ценностей? У нас есть. Наша ценность — никаких ценностей». Замечательно. Это программа. То есть «мы выше всех».
Так невольно вспоминаются слова Дмитрия Мережковского, который как-то написал: «И зло, и благо — два пути, — ведут к единой цели Бога, и всё равно, куда идти». Изумительно, правда? Всё равно, куда идти — хоть в болото, хоть во дворец.
И действительно, то время как раз характеризовалось именно вот таким, я бы сказал, скептицизмом. И этот скептицизм, не думайте, что был просто каким-то легкомысленным, он имел очень серьезные основания под собой.
Знакомство с древнегреческой мыслью великолепно показывает, что вот эти попытки найти твердые основания жизни, которые можно было бы назвать самой истиной, ни к чему не привели. Чего только не предлагали, какие подчас гениальные идеи были, какие философы были, одни имена что стоят. Начиная с Гераклита, этого темного философа, с таких, как Сократ, как Платон, Аристотель. Это потрясающие имена. До сих пор мы читаем их и действительно удивляемся глубине их мысли. Но что они дали? Предлагают свою идею. Ну, хорошо. Вы полагаете так. А мне кажется иначе, а ему — ещё. А где критерий истинности? Где критерий правильности этих мыслей, этих идей? Где он?
Вот этот вопрос о критериях как раз и показал всю слабость не только древнегреческой философии, а, если хотите, фактически уничтожил и классическую философию всех последующих времен, включая и нашу современность.
Где критерий? Этот вопрос, заданный Пилатом, был не праздный совсем и не легкомысленный. И он даже не стал слушать ответа Иисуса Христа. И так было ясно. Он немножко, видимо, был знаком, он, конечно же, знал те знаменитые слова Протагора — одного из очень громких философов Древней Греции, который классически выразил ситуацию: «Человек — мера всех вещей».
Какой человек? А любой. Нет объективной истины. Слышите? Нет её. Для каждого человека она своя. А что такое своя истина для каждого человека, представьте себе — тогда на чем же можно основывать свое мировоззрение, свою жизнь? Если хотите, свою мораль? И то, что сейчас очень любят употреблять постоянно слово, свои так называемые ценности. Где она?
Вопрос этот кажется ведь чисто философским. На самом деле, он имеет огромнейшее практическое значение. Вопрос: «Что есть истина?» — оказывается, пронизывает всю историю человеческой мысли. И, будучи основан исключительно только на рассудочном, логическом понимании того, что истина — это значит то, что есть. А что есть?
Поэтому тогда Христос предстал перед Пилатом и сказал, что «каждый от истины слушает слова Моего». Весь диалог там не передается в Евангелии, там очень кратко. И я думаю, что особого диалога там быть и не могло в такой ситуации. Но, конечно, для человека, привыкшего к такому скептическому восприятию различного рода идей и мыслей, его слова прозвучали, как пустые.
Что есть истина? Истина: не что, а Кто.
Знаете, что я хочу сказать сегодня — громадная ошибка, которая была допущена и допускается до сих пор, и она будет: истина — это не что, а это Кто. По определению, представьте себе, что есть Бог. Что Он источник всего бытия. Что Он источник того, кто есть человек. В частности, его разум, его интеллект. Всего его. Если есть Бог, следовательно, где же эта твердая основа, на основании которой, на чем мы можем строить и всю свою и рассудочную деятельность, и практическую жизнь?
Он, Бог, по определению, только может быть истиной, если Он есть. Потому что Он, как вечно существующий, Он, как независимый ни от каких ситуаций нашей жизни, истории, вообще ни от чего не зависимый.
А если это Он, по определению, ещё раз говорю, Бог есть истина, в таком случае, во-первых, конечно, это Кто, а не что.
А во-вторых, это особенно требует размышления и рассуждения тогда, а Кто же это такой, Бог? И каким образом Он может быть тем критерием, абсолютным критерием всех наших идей, всех наших, если хотите, теорий, каким образом это может быть?
Вы знаете, разница между христианским пониманием истины и нехристианским, я бы сказал даже, не просто нехристианским, а нерелигиозным, в том и заключается, что нерелигиозное понимание истины всё сводит к чему? К чисто зрительному, логическому процессу, когда чисто совершаются некие логические операции, которые приводят человека к какому-то умозаключению. Вот, что есть истина. Это, в конечном счете, выражено в законе тождества. Если мы видим логически верные заключения, мы тогда говорим: «Да, это верно, это истинное утверждение».
Христианство говорит совсем о другом. Если истиной является Бог, Он есть основа, критерий и стержень всего, то в таком случае, вы должны подумать, Кто же эта истина, и в чем она заключается. И вот здесь мы соприкасаемся с очень удивительным фактом. Христианство утверждает, что Бог, о Котором, кажется, все народы всегда слышали (кстати, нигде не найдено было ни одного племени нерелигиозного), что этот Бог в христианстве есть не просто разум, на что делается всегда наибольший акцент. Не просто справедливость, о чем, кажется, всегда подразумевается.
Бог есть Любовь
Если справедливый, то кто же? У кого искать справедливости? У Бога. Христианство говорит: «Нет». Я говорю об очень серьезных вещах.
До христианства высшие достижения мысли были какие? Бог — это разум. Бог — это справедливость.
Христианство сказало: «Нет». «Нет» в каком смысле? «Нет» в том смысле, что, если мы это скажем о Боге, это будет нечто убогое, недостойное, ничтожное. Теперь-то мы можем понять, почему это ничтожно. Разум — компьютер. Справедливость — то же самое. Бог — это не просто разум, это не справедливость и правда. Христианство сказало то, чего никогда в истории человечества, в религиозном сознании не существовало. Бог, оказывается, есть Любовь. Слышите? Бог, оказывается, есть любовь.
Этот безграничный Дух, Который не имеет никаких измерений, как и всякий дух, Этот источник всякого бытия, это Тот, Который по определению является истиной, является Любовью. Причем хотелось бы подчеркнуть: не тот, у которого есть любовь, не любвеобильное существо, а Который Сам и есть Любовь.
Мы сталкиваемся с удивительной идеей. Ведь любовь, кажется, это нравственная категория. Если хотите, духовное состояние личности. И вдруг Тот, Кого мы называем, это и есть это духовное состояние, этот дух, оказывается, Он есть Бог.
Отсюда мы приходим, если мы только-только задумывались над этой удивительнейшей идеей, я пытаюсь говорить чисто внешним языком — это удивительная идея, поразительная идея, что Бог — это духовное состояние, духовная, если хотите категория. Что этот Дух — вот, кто Он есть.
Причем, когда мы говорим, что Бог есть Любовь, то, о чем мы говорим при этом? Что, следовательно, это и есть сама сущность всего бытия. Всё это касалось истории древней мысли. Когда мы сказали, что это есть сущность всего бытия, все же понимают — ведь там же искали, в чем эта сущность бытия. Доходили до самых элементарных, кажется, даже до смешных вещей, до атомизма. То атомы являются сущностью, то другие какие различные категории.
А здесь мы, оказывается, говорим: вот, что является сущностью всего бытия, ибо Бог — Он есть сущность всего бытия. И эта сущность, это закон бытия, это сама истина. Истина есть Любовь. Такого, конечно, никогда не было. Такого никто никогда не говорил. Это совершенно, абсолютно идея настолько парадоксальная, настолько необычная, настолько, если хотите, странная для людей, которые привыкли истину искать только в области мысли, в области рассуждений, в области интеллекта. И вдруг здесь такое определение.
Более того, это определение, если мы его попытаемся отнести к практической жизни человека, то оно приводит к следующему: оказывается, отсюда следует — нет истины там, где нет любви. Почему? Если хотите в плане чисто формальном, по определению, если Бог есть Любовь, если Он есть Истина, следовательно — в любых человеческих деяниях, в любых человеческих поступках, в любых импульсах человеческой души, там, где нет любви, там нет истины. Такого еще не слыхивали.
Как, я же вижу безобразное существо, какой-то человек обезображенный, больной, калека, на него смотреть страшно, Квазимодо. И что я должен сказать?
Формальная правда, что говорит? Ой, это ужасно безобразный человек. Формальная. Истина когда говорит? Когда мы скажем: «Вы очень симпатичный человек». Вы слышите, нет истины там, где нет любви. Вот это вот основной, если хотите, тезис христианского понимания дает потрясающее следствие, касающееся нашей постоянной жизни, постоянного нашего общения с другом, оценки всех явлений жизни, оценки всего происходящего. Вот он, где критерий.
Любовь может быть разной
Истина — это не «что», а «Кто», и этот «Кто» есть любовь. Правда, любовь может быть очень разная. Что такое любовь?
О, какой вопрос непростой. Как можно здесь здорово ошибиться, когда мы говорим о любви. И мы знаем это сплошь и рядом. Это такая же тема, кажется, широкая, глубокая и распространенная, и которая буквально подчас перевертывает наш мир, потому что идет потрясающее искажение самого понятия любви, о котором говорит христианство.
Оказывается, когда христианство говорит о любви, то оно показывает на примере.
Пример кого? Христа. Который, будучи фактическим Владыкой мира, принес Себя в жертву ради спасения людей.
Если мы обратимся к различным сторонам и различному пониманию этих состояний, которые определяются словом «любовь», то увидим, сколько здесь отклонений от этого идеала человеческой жизни, вот этой жизни. Сколько только отклонений. Эти отклонения касаются нравственной стороны, нашей душевной стороны, нашей духовной стороны, то есть постоянно мы уходим от того главного, что является действительной истиной и действительной любовью. Что же это является? Что это такое? Что это за тайна? Что это за «икс», о котором мы рассуждаем? Что это за странная истина, о которой говорит христианство?
Знаете, здесь мы видим очень интересные вещи. Один из глубоких мыслителей древности сказал: «Истина познается и приобретается по силе жизни». Причем, какой жизни? Он описывает: по силе жизни. В данном случае неслучайно употреблено слово «сила», потому что здесь речь идет о понуждении себя, об усилии к определенному направлении в жизни.
О какой любви говорит христианство?
Оно говорит об этом состоянии, которое приобретается. Слышите? Не возникает, а приобретается. Это первый и самый, я бы сказал, серьезный момент, который придает возможность нам понять, о чем мы говорим. Возникающая любовь, о которой мы слышим постоянно, это явление, как говорит Флоренский, чисто космического порядка. Ну, биологического порядка. Это естественно, нормально, но это же никакого отношения не имеет к тому, о чем мы говорим, как о высшем состоянии человека.
А о какой любви говорит христианство? Оно говорит о той любви, которая приобретается уподоблением человека в своей жизни, в своих практических поступках, в своих, если хотите, мыслях и желаниях, в направлении своей воли — тому образу Бога, который дан в христианстве во Христе. Недаром всё время мы слышим одни и те же слова, когда касаемся этого вопроса, что, оказывается, для приобретения любви требуется исполнение того, что именуется заповедями.
Что такое заповеди, говорит христианство? Заповедь — изображение свойств нормального человека.
Заповедь — это не закон, это не приказ, а это, оказывается, изображение свойств нормального человека, при котором в человеке возникает, если хотите, а лучше сказать — пробуждается то великое, что мы называем любовью. Только при одном условии, только приобретение исцеления, если хотите, души человеческой от того, что называется страстями, только здесь, при этом исцелении возможно изменение внутреннего состояния человека. И тогда в нем по мере этого исцеления происходит вот то преображение, которое приводит его к состоянию, именуемому состоянием любви.
Знаете, это в высшей степени особая, совершенно особая сторона жизни, о которой практически мы не думаем. Мы обычно думаем, что любовь — то, что возникает. Неверно. Возникновение — это совсем не то. Это, в лучшем случае, романтика.
Любовь — это ценность, которая приобретается трудом и подвигом. Каким? Борьбы, прежде всего, со своим эгоизмом. Все понимаем, насколько это противоречит любви. Борьбы со своей неправдой, с ложью, с лицемерием, лукавством, тщеславием и гордыней.
Вы обратите внимание, о чем идет речь-то. Разве любовь невозможна там, где в человеке вот эти все свойства? Потому, что это лукавство, эта ложь, это лицемерие, этот обман и прочие вещи, эта гордыня — всё это противоречит, уничтожает, не дает возникнуть в человеке вот этому высочайшему свойству или качеству, которое именуется любовью, и которое если приобретается человеком, то действительно делает его поступки истинными, то есть соответствующими той истине, которую мы именуем Богом.
Не сила мысли, не вспотение ума приводит человека, оказывается, к познанию истины. Нет, нет. А к познанию истины человека приводит правильная жизнь. Правильная. Если хотите, слово «правильная» означает праведная жизнь. Вот, что приводит. А без понуждения себя, без борьбы со всем тем, что мы называем злом, грехом — как угодно, без очищения души — не просто внешнего поведения, а без очищения души невозможно приобретение вот этой истины, которая именуется любовью.
Почему всегда с таким благоговением, с таким уважением, с таким почитанием мы относимся к тем, кого называем святыми? Почему, когда если вдруг такой человек находился, а история Церкви это показывает, к нему люди шли? Шли за советом, шли, зная, что здесь они найдут действительно истинный ответ на те жизненные, часто практические вопросы, с которыми сталкивается человек в своей жизни.
Вспомните только хотя бы нашего святого Серафима Саровского — как он встречал каждого человека, приходящего к нему, и что чувствовал человек. Он говорил: «Радость ты моя», — и человек ощущал эту любовь, с которой вдруг к нему, незнакомому человеку, обращаются. И не просто обращаются, а человек чувствовал, что это обращение от всей души, не лицемерие, не светская какая-то привычка, не так, как сейчас мы говорим: «Ой, как я вас люблю», а на самом деле терпеть не можем. Нет-нет, не об этом идет речь.