Вечер. Качаются подшофе
Лодки у пристани. Старых улиц
Изогнутый нерв приводит в кафе.
Налейте зелья, говорит безумец...
И долго потягивает золотой
Хмель, последнюю радость, яд.
На мощеной площади - трубный вой,
Оркестр - неуклюжий, огромный як.
У моста загорелся зеленый глаз
Маяка. Судно ныряет во тьму.
В платье синем, словно на кухне - газ,
Официантка брезгливо подходит к нему.
Человек, похожий на рыбий скелет,
Обглоданный памятью и засохший,
Сидит за столом, на берегу своих лет,
И давая крен, просит виски, побольше.
Он когда-то был врач. Деловит, опрятен,
Возвращал с того света, честно, как мог.
Резал живую плоть. Из вишневых пятен
Иногда дорожка уводила в морг.
Все в порядке вещей. Чья-то смерть не боле
Волновала, чем неудачный матч
Любимой команды (говоря о футболе,
Он был менее сдержан и по части удач).
Жизнь была выносима. Но все пропало.
И почетная доля ему не нужна -
И воскресших покойных для смысла - мало!
Изменила с коллегой по цеху жена...
Неизвестной болезни впитало отраву
Это сердце, привыкшее к слову "нет"
От портовых шлюх. Да, он пьет на славу,
Доживая в приморской, чужой стране.